Из второго по счёту холмика на поверхность выбралась сгорбленная старуха, с интересом уставившаяся на них.

– И чего вылупилась? – неприязненно передёрнул плечами Миха.

– Не обращай внимания, – успокоила его Найка. – Сейчас, остальные повылезают.

– С чего так решила?

– Мы, как-никак, новички тут. В каждой деревне чужаки интерес вызывают. А тут они, тем более, живут на отшибе. Дальше-то – граница. Мало кто в эту сторону ходит. Да и, парочка мы примечательная. Не каждый день норники видят человека и болотницу, вот так, запросто, прогуливающихся вдвоём по улице.

– Эй! – раздался сзади ломкий мальчишеский басок.

Миха с Найкой синхронно обернулись и увидели молодого норника. Парень был невысокого роста, чуть выше плеча Мишке, зато шире в плечах, чуть ли не вдвое. Холщовые короткие, до щиколоток, штаны с лямкой через плечо, полотняная рубаха с распахнутым воротом, из-под которой выглядывала курчавая чёрная растительность на груди, и босые крупные ступни с загнутыми вниз короткими чёрными когтями на каждом пальце.

– Что хотел? – вышел вперёд Миха, положив руку на рукоять ножа.

– Вы, кто такие?

– Тебе-то, чего?

– А того, что я живу тут!

– Ну и живи. Чего к нам пристал?

– Да ладно вы, – примирительно выставил перед собой руки норник, сразу потеряв свой воинственный вид. – Уж, и спросить нельзя. Интересно же!

– Путники мы, – успокаивающе похлопала рукой Миху по плечу Найка. – Мимо шли. Вот, думаем тут у вас на ночлег попроситься.

– Так, давайте, я вас к бабке Шуматике отведу! Она одна живёт. У неё просторно.

– Пошли.

Бабкой Шуматикой оказалась та самая старуха, которая первая встретилась им в этой деревне. Выслушав молодого норника, она пожевала беззубым ртом и кивнула головой.

– Медяк за постой, еду и масло для светильника, – прошамкала она, повернулась и скрылась в двери, которая была в склоне холма. – Вы, чай, в темноте не сможете. Придётся светильник жечь. А масло даром не достаётся. Ну? Чего встали? Пошли за мной.

Миха переглянулся с Найкой и, они подталкиваемые норником, шагнули на ступеньки. Лестница шла глубоко вниз, и приходилось спускаться на ощупь, в темноте. Наконец, внизу затеплился огонёк, который, разгораясь, стал больше и, хоть, немного, осветил пространство. Темнота пахла гнилью, спёртым воздухом, овощами и скотиной. Где-то шумно вздыхало какое-то животное. Ступеньки закончились, и старуха сунула ему в руки лампу, похожую на лампу Алладдина, как её показывали в мультике.

– Держи, пока лбы себе не порасшибали, – сказала Шуматика. – Мне-то это баловство ни к чему. Кушать, когда будете?

– Часа через два, – ответила Найка.

– Хорошо. Скажете, когда проголодаетесь.

Миха принял светильник и поднял его повыше, осматриваясь. Большое помещение с потолком, поддерживаемым колоннами. Слева – сено, и, через перегородку – дрова, справа – загон для скота, а, прямо – ещё одна дверь. Старуха повела их через эту дверь, и они оказались в помещении поменьше. Посередине помещения стояла печь, сложенная из обожжённых кирпичей. Справа и слева стояли лежанки а за ней, у стены, примостился дощатый стол с лавками по бокам.

– Вот, выбирайте любую лежанку и располагайтесь, – продолжила свою экскурсию Шуматика.

– Столько лежанок, а лежать некому? – скорее для себя буркнул Миха.

– Раньше здесь много народу жило, – вздохнула старуха.

– Куда же делись?

– Родители давно померли, мужа – года три назад схоронила, сыновья на заработки подались, а дочери замуж повыходили и в своих домах живут. Вот и осталась одна на старости лет.

– Мы на улицу, – Мишка кинул свою торбу на ближайшую лежанку и направился назад к лестнице. – Давит, что-то, здесь.