Она накрыла все свечи, на одну нахлобучила чехол с дырочками и, устроившись под одеялом, сложила руки поверх и сказала:

– На новом месте, приснись жених невесте, – хихикнула и почти мгновенно уснула.

Снилась какая-то ерунда. Она куда-то бежала, за ней гнались, вдруг впереди появилась огромная фигура с длинными руками, ее схватили, прижали к твердой как дерево груди – и она колотила в эту грудь кулаками, но слышались удары словно в доску или дверь.

В номер драбаданили нещадно. Не имея времени одеться, Атрелла укуталась покрывалом с кровати и подошла к двери.

– Кто?

– Хозяину плохо! Вас зовет! – голос Дери прерывался от волнения и бега по лестнице.

Атрелла распахнула дверь. Портье тоже был в исподнем.

– Но я же не лекарь… – она поправила волосы, дернув головой. Под покрывалом, не было ничего, но портье не дал ей одеться.

– Хозяин зовет вас, пойдемте, – Дери схватил ее за руку и повлек за собой вниз по лестнице.

Атрелла вырвала руку:

– Я хоть немного оденусь! Сейчас приду!

Жабель лежал на кушетке и тяжело дышал, лоб его покрывал холодный пот. Дери оставил Атреллу и подбежал к хозяину гостиницы:

– Она пришла!

Жабель приоткрыл один глаз:

– Помоги, дышать не могу!

Атрелла встала на колени рядом с кушеткой и заплакала:

– Я не имею права, у меня ничего нет, ни диплома, ни лицензии. Меня же посадят!

Жабель разлепил пересохшие губы и, еле ворочая языком, проговорил:

– Как поговорили с тобой, боль утихла, а потом так затрясло – сил нет. Помоги – или исцели, или дай умереть, не мучаясь…

Откуда-то выскочила невысокая пухлая женщина и налетела на девушку.

– А, змея! Ты мово мужа уморила! Порчу напустила! – принялась она причитать и рвать на голове волосы. Атреллы касаться она боялась, только ругалась. А Дери ее удерживал и успокаивал.

– Умолкни, дура! – сказал Жабель. – Она тут ни при чем, – и впал в забытье.

Атрелла положила левую руку ему на лоб. Информация покатилась волнами: боли уже не было, а было что-то странное, опухоль скукожилась и стала малюсенькой и плотной, метастазы из больших шаров превратились в пустые водянистые пузыри, сердце тарахтело, перекачивая наполненную трупным ядом кровь, почки стояли, моча не шла. Атрелла поняла – ее инстинктивный импульс, конечно, вызвал быстрый распад опухоли, объем которой был уже так велик, что разрушенные мертвые раковые клетки заблокировали работу почек.

Атрелла убрала руку и повернулась к Дери и жене:

– Приготовьте очень много воды.

– Зачем? – удивились те. – Сколько?

– Я попробую его спасти, но мне нужно будет много пить. Два ведра не меньше. И отхожее ведро поставьте. А сами идите, пусть только Дери сидит тут рядом .

Уже рассвело, когда бледная, изможденная Атрелла отняла руки от живота Жабеля. Тот, порозовевший, спал и дышал спокойно. Она за ночь раз десять бегала на горшок, очищая его кровь, и пила странную смесь: разведенные в воде мед, соль и соду. О соли и меде она вспомнила в последний момент – когда-то отец ей говорил, что при тяжелой работе, очистке организма больного с поврежденными почками, лекарю нужны три вещи: вода, соль и сахар. А иначе он сам погибнет, растратив все силы.

Она уснула прямо в комнате хозяина у стеночки, так устала. Не заметила даже, как Дери на руках перенес ее в номер и уложил в постель.

Девушка проснулась, когда в дверь деликатно постучали. Она крикнула:

– Кто там? Заходите!

Все происшедшее ночью показалось ей сном. За окном тускло, по-зимнему светило полуденное солнце. Она попробовала прикинуть, который час – выходило, что уже далеко за полдень.

Дверь отворилась, вошла жена Жабеля, внесла поднос с яствами.