И стали люди в его прозвище «Серый» другой смысл вкладывать.

– Волки только так делают, – жаловались друг другу сельчане. – Карауль – не карауль, из-под носа живность унесут. Так и Ванька, как серый волк. Совести нет у вора проклятого, последнее у людей забирает!

Поймали как-то люди его в чужом сарае. Милицию вызвали, показания дали. А потом очень обрадовались, что Ванька Серый в тюрьму угодил. Два года окрестные деревни спокойно жили, а потом он вернулся, ловко поигрывая ножиком в руках, и всё началось сначала. Ещё пару раз его отправляли в тюрьму, но это его нисколько не пугало. Теперь Ванька ещё опаснее стал, боялись его все и связываться с ним не хотели.

Была у Ивана и другая слабость. Едва ус у него прорезался, принялся он по вдовам бегать, да просто одиноким бабам. Поднаторел в этом деле, во вкус вошёл. И подвернулась ему как-то Людмила, совсем тогда ещё девчонка, лет пятнадцать ей, может было, не больше. А его годы уже к тридцати приближались.

– Чья это ты такая славная? – усмехнулся он, столкнувшись с ней у колхозных амбаров. А потом дёрнул к себе и крепко прижал к стенке: – А ну-ка, дай-ка попробую тебя на вкус, может, моя будешь, если мне понравится.

Людмила была не робкого десятка и потому принялась отбиваться от него, хлеща ладонями направо и налево:

– Пусти! А ну-ка пусти! Ишь, что выдумал!

Иван с трудом удерживал разбушевавшуюся девушку, которая налимом едва не выскользнула из его рук, но все-таки скрутил её и прижался губами к губам. А в следующую секунду, вскрикнув от боли, выпустил Люду и схватился рукой за насквозь прокушенную губу.

– Ах ты ж гадючка! – крикнул он в спину убегавшей девушке. – Ну ладно, запомни это, а я не забуду! Всё равно моя будешь!

С тех пор Ванька не давал ей проходу, и Людмила чувствовала себя спокойной, только когда он в очередной раз садился в тюрьму. Зинаида от такого позора быстро в могилу ушла и их старый дом, нелюдимый и потихоньку разваливающийся, сельские по привычке обходили стороной, жил там Ванька или нет.

Спокойной почувствовала себя Люда только когда вышла замуж за Алёшу Кошкина. Молодой муж забрал её из Касьяновки в свою деревню Зарю и зажили они там хоть и не богато, но дружно. Четверых детей завели и не думали, что когда-нибудь их спокойной жизни придёт конец.

***

В обход, от Касьяновки до Зари километров десять наберётся, а по прямой, через овраг да лес и пяти не будет. А потому местные, сокращая путь, напрямик ходили друг к другу по своим надобностям, не боясь густой лесной чащобы. Бабы и ребятишки обеих деревень ещё любили грибы и ягоды собирать, коих тут всегда была настоящая пропасть. И не страшны им были ни волки, ни медведи.

Людмила тоже обожала грибной промысел, а потому однажды на рассвете стукнула в окошко соседки Галины:

– Просыпайся, Галка! Айда по грибы, пока все спят. До обеда управимся.

– Ага, сейчас, – широко зевая, отозвалась та. – Подожди минутку, только оденусь.

Три часа спустя, уже с полными корзинами грибов они вышли на ягодную полянку и Людмила, перехватив поудобнее свою ношу, сказала Галине:

– Пойдём со мной в Касьяновку. Тут ведь рукой подать. Мать моя прихварывать начала, я ей грибочков отсыплю, да ягодок оставлю. Невмоготу уже старой по лесам ходить.

– Нет уж, ты иди, а я тут тебя подожду, – отмахнулась от неё Галина. – Передохну как раз. Ноги гудят как телеграфные столбы. Сил нет.

– Я быстро, за полчаса управлюсь, – кивнула Людмила и, подхватив лукошко, скрылась в ближайших кустах.

Галина уселась под дерево на мягкую траву, сняла с головы платок и накрыла им лицо, решив в ожидании подруги немного вздремнуть. Не прошло и пяти минут, как она провалилась в глубокий сон. А Людмила, подойдя к дому матери, с трудом достучалась до неё в запертую калитку.