Валентина, все это время с большим интересом наблюдая за мной, мерцая своими зелеными глазищами, на выдохе спросила:

– Что, если?

Собравшись с мыслями, я ответила:

– Если только кто-нибудь из них не узнал эту тайну от кого-нибудь другого…

Валентина вытаращила на меня глаза.

– Ты думаешь…

Я опять почувствовала раздражение, но, скорее на себя, чем на подругу.

– А чего тут думать? Какие еще могут быть варианты?

Валька охнула, приложив обе ладошки ко рту.

– Так эти гады Веревкинский клад, стало быть, ищут?! – Глаза ее блеснули опасным огоньком. Я имею ввиду, опасным для супостатов.

Попыталась ее немного урезонить.

– Почему, обязательно Веревкинский клад? Если бы так, то и черт бы с ними! Найдут на свою голову! Ты же помнишь, ЧТО случилось с теми, кто его нашел? Я опасаюсь, что они о ТОЙ, другой комнате узнали, и их стремления направлены на поиски овальной залы. А этого, как ты понимаешь, я допустить никак не могу!

Моя фраза насчет того, что «черт с ним, с Веревкинским кладом», Валентине не понравилась. Брови ее сошлись на переносице, и она была уже готова кинуться на защиту своей заветной мечты, но посмотрев на мои сурово сжатые губы, передумала, и только тяжело вздохнула.

В общем, спать мы улеглись в мрачном настроении. Сон ко мне не шел. Я волновалась, вопреки всем разумным доводам дяди Славы, по поводу долгого отсутствия Егора. Мне очень хотелось поделиться с ним своими сомнениями и догадками, да и просто заглянуть в его карие глаза, чтобы увидеть в зрачках свое отражение и почувствовать тепло его сильных рук на своих плечах.

Промаялась я до самого рассвета, так и не сумев заснуть. И только первые солнечные лучи брызнули из-за горизонта, тихонько, чтобы не разбудить подругу, встала, и направилась вниз. Дядя Слава, увидев меня, удивленно вскинул брови.

– Чего ни свет, ни заря вскочила? Тебе же, вроде в лес уже сегодня не надо?

Я покладисто согласилась, повторив, словно эхо:

– Не надо…

– Ну так и чего? Спала бы еще себе, да спала…

Рассказывать ему о своих ночных бессонных мытарствах я не стала. Промямлила:

– Не спится чего-то… Да, я в контору съезжу, начальству позвонить надо, и документы в порядок привести. В общем, дела, дядя Слава… А Валюха пускай спит, ей спешить некуда. – И, насколько могла, беззаботно улыбнулась.

Дядя Слава внимательно на меня посмотрел, и сказал серьезно, словно благословляя на ратный подвиг:

– Ну, поезжай, дочка… А я тут за Валентиной пригляжу, ты не переживай.

Контора была закрыта на замок. Максим Валентинович на службу еще не пришел. Да и какая служба с шести утра? Это мне не спится, а нормальные люди в такое время на работу не ходят. Я спрыгнула с лошади, собираясь привязать ее у коновязи, но Ярка потянулась в сторону конюшни.

– Что, по подружке истосковалась? – Кобыла на мой вопрос фыркнула и замотала головой. Похлопав ее по спине, я с пониманием проговорила: – Ну, иди, иди… Поздоровайся.

Ярка бодро затрусила в сторону маленькой конюшни, откуда послышалось тихое ржание. А я поднялась на небольшое крылечко нашей «конторы». На дверях висел замок. Пошарив под крыльцом, достала ключ, и, почему-то улыбнулась, вспоминая нашу с Валентиной недавнюю дискуссию на эту тему. Внутри царила пыльная прохлада. Я огляделась по сторонам. Собственно, смотреть здесь было не на что. Печь-голландка в углу, покрашенная в черный цвет, два небольших стола, видавших еще полководца Кутузова, во времена, когда он гнал от Москвы наглых французов, печ да небольшой шкаф, за пыльными стеклами которого хранились папки с документами и картами, судя по их виду, тоже той же поры, что и столы. Но, словно напоминание о том, что те времена уже давно канули в Лету, на одном из столов стояла шипящая рассерженным котом рация, и старенький телефон, трубка которого была аккуратно перемотана синей изолентой, так, на всякий случай, чтобы не развалилась.