И Оля смеялась, отрицательно качая головой, когда Руслан требовал передать слово ее обнаженной груди. А после, отбив звонок, зарывалась лицом в подушку и выла, глотая слезы, потому что горечь и боль разрывали изнутри.

Она думала, что если поверит в собственную ложь, то сможет к ней привыкнуть, перестанет вздрагивать каждый раз, когда видит на экране имя мужа и его свадебную фотографию.

Но не смогла.

Потому что-то Руслан задавал вопросы, просил фото в белье, думая, что его заигрывания и поддержание сексуального интереса к якобы пополневшей жене, Оля оценит и перестанет быть такой букой.

Не помогало.

И, хотя она никогда бы не призналась в этом Руслану или кому бы то ни было еще, в глубине души Оля была рада его отсутствию, ведь, пока Руслан был в городе, каждый его визит превращался в пытку.

Оля запрещала мужу ложиться к себе в постель, чтобы лишний раз не двигаться самой, потому что доктор не велел. Не давала гладить живот и чаще всего изображала усталость и пару раз даже имитировала сон.

Отталкивать Руслана, в виду обстоятельств тянувшегося к ней больше обычного, было больно, но необходимо. И Оля отталкивала, а, оставшись одна, плакала, кляня себя и жестокую судьбу.

Визиты матери тоже не прибавляли сил.

- Когда ты разговаривала с Ритой последний раз? И как ты ее выносишь, я не понимаю!

- В чем дело?

- Попроси ее больше не одеваться, как продажная женщина - в конце концов, на улице не май месяц и она носит моего внука!

- Мама! Она носит своего ребенка, он пока не наш.

- Скоро будет наш. Я вчера читала договор, который подготовил для нее Павел, не подкопаешься. Ты только раньше времени ничего не ляпни!

- Ну, мам!

- Просто сделай, как я говорю. Без “ну, мам!”

- Я и так все делаю, неужели ты не видишь? Три месяца изображать прикованную к постели, не давая Руслану даже шага сделать в мою сторону, думаешь, это легко?

- Ну, видимо да, раз полгода назад ты решила соврать ему о своей беременности и, наверное, как фокусник, вытянуть ребенка из шляпы? …Нечего сказать? Вот и славно. Поэтому переставай жаловаться и бери себя в руки - Рите носить до декабря - отдыхай, читай больше книг по материнству. На твое счастье, папа уговорил Руслана отвлечься на работу, так что воспользуйся свободным временем разумно.

- Ты его попросила?

- Милая, только подкинула здравую мысль - насколько тебе известно, решения твой папа принимает сам.

- Спасибо…

- Боже, ты сама еще ребенок! Рано тебе собственных иметь, но ничего уже не поделаешь…. - Лариса встала, махнула Оле на прощание ухоженной ладошкой и вышла.

Мать никогда ее не обнимала.

Даже когда Оля маленькая плакала над разбитыми коленками или порванными любимыми джинсами. Пара ничего не значащих слов, которые быстро перерастали в раздражение, если Оля продолжала ныть, напутствие подтереть сопли и быть сильной - вот и все воспоминания о материнской любви из Олиного детства.

Поэтому единственным человеком, чьи визиты приносили ей хоть какое-то успокоение, была Рита.

Сегодня она пришла чуть позже обычного и, бросив пальто Оле в ноги, подуга растянулась на кресле и вздохнула. Ее фигура почти не изменилась, ни грамма лишнего веса на руках и бедрах, только живот, как литой и упругий бочонок выдавался вперед.

- Ого, а вы тоже уже большие! - улыбнулась Оля и Рита ответила:

- Не больше вашего!

- Думаешь? - она испуганно скомкала край одеяла - неужели перестаралась?

Бутафорский живот, который Оле привезли на прошлой неделе, сначала показался огромным, но врач заверила, что он соответствовал третьему триместру беременности.