– Ты невозможна!

Я отпихиваю ее в сторону, и она с гоготом скатывается с кровати.

– Ты любишь меня.

Встав на колени, Линдси сдувает челку с лица, наклоняется и опирается локтями на кровать. Внезапно она становится серьезной и тихонько окликает, распахнув глаза:

– Сэм!

Мне приходится сесть, чтобы расслышать сквозь музыку.

– Можно, я открою тебе секрет?

– Конечно.

У меня колотится сердце. Ей известно, что со мной происходит. С ней происходит то же самое.

– Пообещай держать язык за зубами. Поклянись, что не испугаешься.

Линдси знает, знает! Я не одинока. В голове проясняется, все вокруг становится более резким. Я моментально трезвею и с трудом выдавливаю:

– Клянусь.

Она наклоняется к самому уху.

– Я…

Повернув голову, она громко рыгает мне в лицо.

– Боже, Линдз! Да что с тобой?

Я размахиваю ладонью у себя перед носом. Она снова плюхается на спину, болтает ногами в воздухе и истерически хохочет.

– Ты бы видела свое лицо.

– Хоть когда-нибудь ты бываешь серьезной? – в шутку спрашиваю я, хотя все мое тело тяжелеет от разочарования.

Она не знает. Не понимает. Что бы ни происходило, это происходит только со мной. Чувство полного одиночества окутывает меня подобно туману.

Промокнув уголки глаз большим пальцем, Линдси вскакивает на ноги.

– Буду серьезной, когда умру.

От этого слова я содрогаюсь. Умру. Такое окончательное, уродливое, короткое. Алкогольное тепло покидает мое тело, я замерзаю и наклоняюсь закрыть окно.

Разинутая черная пасть леса. Лицо Вики Халлинан…

Что со мной будет, если выяснится, что я действительно свихнулась? Перед восьмым уроком я стояла в десяти футах от главного офиса – там находятся кабинеты директора, мисс Винтерс и школьного психиатра – и убеждала себя переступить порог и сказать: «Кажется, я схожу с ума». Но дверь внезапно хлопнула, и в коридор вылетела Лорен Лорнет, хлюпая носом. Наверное, расстроилась из-за несчастной любви или ссоры с родителями, в общем, чего-то обычного. В эту секунду все мои усилия примириться с происходящим пошли прахом. Все изменилось. Я изменилась.

– Ну так что, мы идем? – грохочет Элоди, ворвавшись в комнату.

За ней Элли. Обе задыхаются.

– Вперед! – командует Линдси, перебрасывая сумочку через плечо.

– Еще только половина десятого, – хихикает Элли, – а у Сэм такой вид, будто ее уже тошнит.

Поднявшись, я мгновение жду, пока земля перестанет качаться под ногами.

– Все будет хорошо. Я в порядке.

– Врунья, – улыбается Линдси.

– Напоминает начало фильма ужасов, – шепчет Элли. – Ты уверена, что номер дома – сорок два?

– Еще немного.

Мой голос словно доносится издалека. Страх снова навалился в полную силу, давит со всех сторон, мешает дышать.

– Хоть бы краска не попортилась, – ноет Линдси.

Ветка скребет по пассажирской дверце; звук такой, словно царапают ногтем по классной доске.

Лес расступается, и в темноте возникает дом Кента, белый и сверкающий, будто сделанный изо льда. Он появляется из ниоткуда, со всех сторон окруженный мраком, и я вспоминаю сцену из «Титаника», когда айсберг поднимается из воды и вспарывает кораблю брюхо. На секунду мы умолкаем. Крошечные капельки дождя стучат по ветровому стеклу и крыше; Линдси выключает айпод. По радио тихонько играет старая песня. Я с трудом разбираю слова: «Почувствуй то же, что прежде… Ласкай меня снова…»

– Размером он почти с твой дом, Эл, – замечает Линдси.

– Почти, – соглашается Элли.

Меня накрывает волна любви к ней. Элли, которая обожает большие дома, дорогие машины, украшения «Тиффани», туфли на платформе и блеск для тела. Элли, которая не слишком умна, и прекрасно это осознает, и гоняется за парнями, которые ее не стоят. Элли, которая втайне потрясающе готовит. Я знаю ее. Я понимаю ее. Я знаю их всех.