Проблема в том, что дежавю проходит очень быстро – тридцать секунд, максимум минута, и все.

Но у меня ничего не проходит.

Все повторяется: на первом уроке Эйлин Чо верещит при виде роз. Самара Филлипс наклоняется и гудит: «Наверное, он очень любит тебя». Я прохожу мимо тех же людей в то же время. Аарон Стерн снова разливает кофе по всему коридору, и Кэрол Лин снова орет на него.

Даже слова те же самые: «Тебя что, мама в детстве уронила?» Если честно, это довольно забавно, даже во второй раз. Даже когда мне кажется, что я свихнулась, и хочется вопить.

Но еще поразительнее разные мелкие перемены. Сара Грундель, например. По дороге на второй урок я вижу, как она стоит, опершись на шкафчики, вертит очки для плавания на указательном пальце и болтает с Хиллари Хейл. До меня доносится обрывок их беседы.

– …так волнуюсь. Знаешь, тренер считает, что я вполне могу улучшить свое время еще на полсекунды.

– До полуфиналов целых две недели. Я верю в тебя.

Я останавливаюсь как вкопанная. Сара видит, что я уставилась на нее, и начинает нервничать. Приглаживает волосы, одергивает юбку, которая слегка задралась. Затем машет мне рукой и восклицает:

– Привет, Сэм!

И снова одергивает юбку.

– Вы… – Я глубоко вдыхаю, чтобы не заикаться как идиотка. – Вы обсуждали полуфиналы? По плаванию?

– Да, – оживляется Сара. – Хочешь прийти?

Несмотря на панику, я понимаю, что это очень глупый вопрос. В жизни не ходила на соревнования по плаванию; перспектива сидеть на скользком кафельном полу и наблюдать, как Сара Грундель рассекает по бассейну в купальнике, не более привлекательна, чем рагу с лапшой из «Хунань китчен». Единственное спортивное событие, которое я посещаю, – это матч выпускников, но все равно за четыре года я не удосужилась разобраться в правилах. Линдси обычно приносит фляжку чего-нибудь спиртного для нас четверых, так что правила не главное.

– Мне казалось, ты не будешь выступать… – Я изо всех сил стараюсь держаться небрежно. – Ходят слухи… что ты опоздала и тренер взбесился…

– Слухи? Обо мне?

Сара широко распахивает глаза, как будто я только что протянула ей выигрышный лотерейный билет. Вероятно, она придерживается принципа «лучше плохое, чем ничего».

– Наверное, я ошиблась.

Вспомнив, что видела ее машину на третьем месте с конца, я заливаюсь румянцем. Ну конечно, сегодня она не опоздала. Конечно, она участвует в соревнованиях. Сегодня ей не пришлось топать с верхней парковки. Она опоздала вчера.

В голове звенит, мне хочется поскорее убраться. Хиллари странно на меня смотрит.

– Все в порядке? Ты такая бледная.

– Да. Абсолютно. Отравилась суши вчера вечером.

Я опираюсь рукой на шкафчик, чтобы не упасть. Сара заводит шарманку о том, как отравилась едой в торговом центре, но я уже удаляюсь. Коридор словно вертится и выгибается под ногами.

Дежавю. Это единственное объяснение.

Главное – почаще повторять. Может, получится поверить.

В таком смятении я едва не забываю о встрече с Элли в туалете у научного крыла. В кабинке я опускаю крышку унитаза и сажусь, вполуха слушая трескотню Элли. Помнится, миссис Харбор во время одного из своих безумных полетов фантазии заявила, что Платон полагал, будто весь мир – все видимое нами – только тени на стене пещеры. Сами предметы, отбрасывающие тени, от нас сокрыты. И сейчас мне кажется, что вокруг одни тени, словно я ухватываю образ предметов прежде, чем сами предметы.

– Ау? Ты вообще слушаешь меня?

Элли хлопает дверцей; я вздрагиваю и поднимаю глаза. Изнутри на дверце намалевано «АК = БШ». Снизу мелкими буквами приписано: «Возвращайся в свой трейлер, шлюшка».