Однако рекрутам, составляющим добрых три четверти войска, повезло меньше. На многих без слез не взглянешь: оружия нет; обучение не прошли; одни больны, другие стары – им ходить не под силу, не то что сражаться. У некоторых нет ничего, кроме одежды, да и та – одно название, жалкие лохмотья. А однажды Вест видел, как несколько рекрутов, сбившись под деревьями в кучу, чтобы согреться, укрывались от дождя половиной одеяла. Это просто позор!

– Королевский полк хорошо экипирован, но меня тревожит положение некоторых рекрутов, ваше…

– Да, – словно не слыша, продолжал Ладислав, – все держатся молодцами! Буквально грызут от нетерпения удила! Может, их горячие сердца согревают, а, Вест? Так и рвутся в бой с врагом! Чертовски досадно, что приходится торчать на берегу треклятой реки!

Вест прикусил губу. Невероятный талант принца к самообману поражал его с каждым днем все больше. Его высочество свято верил, что он великий, прославленный военачальник, командующий армией непревзойденных воинов. Что он одержит великую победу и под гром фанфар героем въедет в Адую. Не шевеля и пальцем, чтобы фантазии стали реальностью, принц вел себя так, будто все уже позади. Печальные, неприятные, противоречащие его абсурдным убеждениям факты разум принца отказывался принимать. Не нюхавшие пороха штабные франты восхищались его «незаурядными суждениями», поздравляли друг друга и соглашались с любой изреченной им нелепицей.

Впрочем, чему удивляться? У человека, который никогда ни в чем не нуждался, ни к чему не стремился, не вырабатывал в себе зачатки самодисциплины, естественно, странные представления о мире. Вест давно об этом догадывался. И вот оно, живое тому доказательство, скачет подле него, расточая улыбки, словно забота о десяти тысячах солдат – пустяк из пустяков. Как справедливо заметил лорд-маршал Берр, с настоящей жизнью кронпринц не знаком.

– Вот это холод, – вновь с легким недовольством сказал принц. – Не то что в гуркхульских песках! Правда, полковник Вест?

– Правда, ваше высочество.

– И все же, Вест, кое-что неизменно, вне зависимости от климата и местности. Я говорю о войне! О войне в целом! Война везде одинакова! Честь! Отвага! Слава! Вы ведь сражались вместе с полковником Глоктой?

– Сражался, ваше высочество.

– Как же я любил в детстве слушать рассказы о его подвигах! Полковник был одним из моих любимых героев. До чего ловко и смело он действовал: обходил врага с тыла, перекрывал пути сообщения, захватывал вещевые обозы и все такое! – Стек принца описал в воздухе круг и обрушился на воображаемый обоз. – Грандиозно! Вы, полагаю, видели это собственными глазами?

– Кое-что, ваше высочество.

В основном он видел растертые седлом ноги, солнечные ожоги, мародерство, пьянство, тщеславие да хвастовство.

– Эх, полковник Глокта! Клянусь честью, нам здесь не помешало бы немного его безрассудства! Напора! Решимости! Жаль, что он погиб.

Полковник Вест поднял глаза на принца.

– Он не погиб, ваше высочество.

– Правда?

– Гурки захватили его в плен, а после окончания войны он вернулся в Союз. Он… э-э… вступил в инквизицию.

– В инквизицию?! – ужаснулся Ладислав. – За каким дьяволом ему вздумалось променять солдатский мундир на инквизиторское пальто?

Как бы объяснить случившееся принцу? В конце концов Вест решил ничего не объяснять.

– Даже не представляю, ваше высочество.

– Вступить в инквизицию! Уму непостижимо!

Какое-то время они ехали молча, но вскоре принц Ладислав снова заулыбался.

– Впрочем, мы говорили о доблести, верно?

Лицо Веста исказила мученическая гримаса.