Амелия почувствовала, как запылало лицо. А он невозмутимо продолжал:

– Вы и правда хотите начать с того места, где мы когда-то остановились?

Она вскрикнула от негодования, едва удержавшись, чтобы не броситься к Гренвиллу и не влепить ему пощечину.

– Вы ведь знаете, я не настолько глупа, чтобы пойти на это! Как вы можете так со мной говорить, если прекрасно понимаете, что я пришла сюда, чтобы помочь?

– Да, я действительно знаю вас очень хорошо… Вы вечно во все вмешиваетесь из-за своей доброты. На днях это выглядело довольно мило. Сейчас, однако, я никак не могу решить, возражаю я против этого или нет.

– Но кто-то должен вмешаться, Гренвилл, ведь вы – отнюдь не холостяк, который волен ни в чем себе не отказывать. У вас есть семья, о которой нужно позаботиться. У вас есть обязанности по отношению к родным.

– Ах да, обязанности – ваша излюбленная тема! Кто лучше вас прочитает мне нотации? Вы все еще ухаживаете за матерью одна? Насколько я помню, Джулианна всегда была слишком занята своими книгами и собраниями, чтобы хоть чем-то вам помогать.

– Это – моя мать. Конечно, я ухаживаю за ней. А Джулианна теперь замужем за графом Бедфордским.

Гренвилл вздрогнул от неожиданности:

– Так маленькая Джулианна вышла замуж за Доминика Педжета?

– Да. И у них ребенок.

Он улыбнулся и покачал головой.

– Что ж, заботы о матери – благое дело, с этим не поспоришь, – но время летит быстро, Амелия, а вы все не замужем.

Она скрестила руки на груди, словно защищаясь.

– Меня все устраивает.

Амелия и не заметила, как они перешли к такой глубоко личной теме.

– Вы нужны своим детям. Именно поэтому я пришла. Это единственная причина, по которой я – здесь.

Но его улыбка была полна скепсиса.

– Думаю, вы здесь по нескольким причинам. – Он снова стал потягивать виски. – Полагаю, что вы – сострадательная женщина и в данный момент вы щедро изливаете свое сострадание на меня.

А он был не так пьян, подумала Амелия.

– Вы скорбите. Вы потеряли жену. Разумеется, я испытываю по отношению к вам сострадание, – согласилась девушка. – Вы не видели своих детей со дня похорон их матери. Пришло время образумиться, Гренвилл.

Его ресницы опустились, и Амелия почувствовала, что он напряженно о чем-то размышляет.

– Пошлите за ужином. Я перестану пить, если вы присоединитесь ко мне. – Гренвилл улыбнулся ей. – Я от души наслаждаюсь вашей компанией, Амелия.

Она не верила своим ушам.

– Сначала вы флиртуете, потом впадаете в ярость, а теперь просите, чтобы я поужинала с вами?

– Почему бы и нет?

Дрожа всем телом, Амелия наконец-то заставила себя подойти к Гренвиллу. Тот удивленно вскинул брови. Она вырвала стакан из его руки, пролив виски и на себя, и на него. Это, похоже, только развеселило Гренвилла, а ее разозлило еще больше. Вспыхнув, Амелия возмущенно воскликнула:

– Я не стану торговаться. Если вы хотите вести себя как развязный забулдыга, так тому и быть. Я понимаю, вы скорбите по Элизабет, но ваше горе не дает вам права на саморазрушение – во всяком случае, не теперь, когда ваши дети находятся в этом доме.

– Я не скорблю по Элизабет, – отрезал Гренвилл.

Амелии показалось, что она ослышалась.

– Прошу прощения?

Его лицо снова потемнело от ярости.

– Я почти не знал ее. Она была чужой. Мне жаль, что она умерла, потому что мои сыновья обожали ее. И она, разумеется, не заслужила смерти в двадцать семь лет. Но давайте отбросим притворство. Я не скорблю о ней.

Выходит, няня сказала правду? И это действительно был неблагополучный брак, пронеслось в голове Амелии.

Гренвилл пристально взглянул на нее: