– Позвольте-ка мне догадаться. – В голосе Саймона вновь послышались обольстительные нотки. – Вы хотите остаться со мной наедине.

Амелия задрожала, желая только одного: чтобы он прекратил свои заигрывания.

– Ну уж нет! – сердито бросила она. – Что ж, надеюсь, вы действительно горды собой.

Амелия возмущенно прошла к разбросанным подушкам, подняла их с пола и водрузила обратно на диван. Но даже при том, что она кипела от злости, ее сердце неистово колотилось. Амелия боялась оставаться с Гренвиллом наедине. Он казался ей сегодня таким мужественным, таким привлекательным.

– Чем это вы занимаетесь?

Амелия опустилась на колени и принялась собирать стекло, используя свои юбки в качестве передника.

– Я навожу порядок, Гренвилл.

Она решила не смотреть в его сторону. Возможно, ему стоило застегнуть рубашку.

– В этом доме убираются горничные.

Амелия приказала себе не оборачиваться, но образ Саймона, скорее раздетого, чем одетого, стоял перед ее мысленным взором.

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел ваши покои в таком состоянии.

Амелия встала и направилась к мусорной корзине, куда и вытряхнула собранные в юбку мелкие бутылочные осколки. Потом она снова встала на колени, чтобы начать собирать более крупные осколки разбитого зеркала.

И вдруг Амелия почувствовала, как Гренвилл, стоя сзади на коленях, сжимает ее плечи.

– Вы – не горничная, Амелия, вы – моя гостья, – прошептал он.

Амелия застыла, не в силах пошевелиться. Все мысли разом вылетели у нее из головы. Тело Саймона было крупным и мужественным, твердым и сильным, и Амелия, невольно прижимаясь к нему, почувствовала себя совсем крошечной. Ее сердце бунтовало теперь так неудержимо, что она не могла дышать.

– Амелия, – тихо произнес Саймон, и она почувствовала его губы у своей щеки.

– Отпустите меня! – вскричала Амелия, изо всех сил пытаясь подняться и освободиться.

– Мне казалось, что вам нравилось, когда я обнимал вас, – прошептал Гренвилл ей на ухо.

Он не отпускал ее, не позволял ей подняться.

Невероятно, но Амелия вдруг ощутила вспышку страстного желания. Она чувствовала настоятельную потребность быть с ним каждой клеточкой своего тела, каждой частичкой своего существа.

– Вы пьяны! – воскликнула она.

– Да, пьян. А я и забыл, какая вы миниатюрная и красивая и как восхитительно ощущать вас в своих объятиях!

Паника придала Амелии необычайную силу, и Амелии удалось вывернуться. Она вскочила на ноги, а Гренвилл медленно поднялся, и его высоченная фигура нависла над ней. Амелия обернулась к нему и с вызовом спросила:

– Что это вы себе думаете?

– Я думаю, что вы так красивы и мы здесь одни… – Эта ситуация явно забавляла Гренвилла. – Вы краснеете.

– Я для этого слишком стара!

Что он сделал? Неужели пытался обнять ее? И она чувствовала прикосновение его губ к своей щеке?

Так он поцеловал ее?

Амелия попятилась. Ее приход в его покои был ошибкой, и теперь она понимала это.

– Не вздумайте снова трогать меня! – предупредила Амелия.

Его темные глаза заблестели.

– Вы вошли сюда на свой страх и риск.

– И что это значит?

– Это значит, что вы не хуже меня знаете: мне нельзя доверять.

Амелия не нашлась что ответить. Гренвилл только что весьма недвусмысленно упомянул о своих ухаживаниях за ней – и своем предательстве. Она по-прежнему растерянно стояла, опершись спиной о буфет и пытаясь восстановить дыхание. Гренвилл замер напротив, сжав кулаки. Он во все глаза смотрел на нее, не улыбаясь, не двигаясь. Амелия совсем отчаялась, ведь теперь у нее была прекрасная возможность рассмотреть его и отметить, что на его теле нет ни капли жира. Сейчас он был стройнее, чем в двадцать один год. Наверное, его можно было назвать поджарым.