Энтони одобрительно хмыкнул.

– Привлекательная, хотя и не слишком, – повторил он.

Она улыбнулась, мгновенно заинтересованная его реакцией.

– Почему это забавно? – Ее тон был патетично напряженным.

– Просто так.

– Хотите потанцевать?

– А вы?

– Немного. Но давайте посидим, – решила она.

– И поговорим о вас? Вы любите говорить о себе, правда?

– Да. – Она рассмеялась, уличенная в тщеславии.

– Насколько я понимаю, ваша автобиография достойна классического романа.

– Дик говорит, что у меня нет биографии.

– Дик! – воскликнул он. – Что он знает про вас?

– Ничего. Но по его словам, биография любой женщины начинается с первого поцелуя, который имеет значение, и заканчивается с последним ребенком, который оказывается у нее на руках.

– Он цитирует собственную книгу.

– Он говорит, что у женщин, которых никто не любил, нет биографии, а есть лишь история.

Энтони снова рассмеялся.

– Конечно же, вы не можете утверждать, что вас не любили!

– Полагаю, что так.

– Тогда почему у вас нет биографии? Разве вы никогда не получали поцелуя, который имел бы особое значение? – Как только слова сорвались с губ, он сделал судорожный вдох, словно пытаясь втянуть их обратно. Это же ребенок!

– Не понимаю, что вы имеете в виду под «особым значением», – неодобрительно сказала она.

– Мне хотелось бы знать, сколько вам лет.

– Двадцать два, – с серьезным видом ответила она, встретившись с его взглядом. – А вы как думали?

– Около восемнадцати.

– Пожалуй, я начну с этого. Мне не нравится быть двадцатидвухлетней; ненавижу это больше всего на свете.

– Ваш возраст? Двадцать два года?

– Нет. Когда стареешь и все остальное. Когда выходишь замуж.

– Вам никогда не хотелось замужества?

– Мне не нужна ответственность и вдобавок куча детей.

Она явно не сомневалась, что в ее устах любые высказывания хороши. Затаив дыхание, он ждал ее следующего замечания и ожидал, что оно станет продолжением предыдущего. Она улыбалась, не шаловливо, но ласково, и, после небольшой паузы, несколько слов упало в пространство между ними.

– Мне хотелось бы мармеладных шариков.

– Сейчас! – Он подозвал официанта и отослал его к сигарному прилавку.

– Вы не возражаете? Я люблю мармеладные шарики. Все дразнят меня из-за этого, потому что я постоянно жую их… когда моего отца нет рядом.

– Вовсе нет. Кто эти дети? – вдруг спросил он. – Вы всех их знаете?

– В общем-то, нет, но они… полагаю, они отовсюду. Разве вы раньше не приходили сюда?

– Очень редко. Мне практически нет дела до «милых девушек».

Он сразу же завладел ее вниманием. Она отвернулась от танцующих, поудобнее устроилась на стуле и настоятельно спросила:

– А чем вы сами занимаетесь?

Благодаря коктейлю, вопрос был желанным для Энтони. Он находился в разговорчивом настроении и более того, хотел произвести впечатление на эту девушку, чей интерес казался мучительно-ускользающим. Она останавливалась, чтобы пощипать травку на неожиданных пастбищах, и торопливо пробегала мимо очевидных двусмысленностей. Ему же хотелось порисоваться. Внезапно он возжелал предстать перед нею в новом и героическом свете. Ему хотелось вывести ее из той поверхностности, которую она проявляла ко всему, кроме себя.

– Я ничем не занимаюсь, – начал он и сразу же понял, что в его словах не хватает того галантного изящества, которое он собирался вложить в них. – Я ничего не делаю, поскольку не могу сделать ничего стоящего.

– И что? – Он не удивил ее и даже не завладел ее вниманием, но она несомненно поняла его, если он вообще сказал что-либо достойное понимания.

– Вы не одобряете лентяев?