Кто-то из солдат с криком кинулся к нему, меня, словно бесплотного духа, откинуло назад. Славин образ заслонили тела, и он будто растворился в тумане. Я вернулась в тот дождливый полдень на подступы к истерзанному городу, куда держал путь Ярослав.

Хотелось закричать ему «Стой! Вернись домой!», но я понимала, что даже будь у меня такая возможность – воздействовать на прошлое, он бы всё равно не остановился. Не для того он отправился на эту войну. Он не мог остаться в стороне, спокойно наблюдая за тем, как гибнут люди в соседней стране, и отвратительная нацистской чума расползается по земле, захватывая всё новые территории. Нет, Слава был не таким. Такие, как он, держали на своих плечах весь мир и никогда не думали отступать. Не жаловались, принимая для себя лишь один путь – путь служения Родине и людям. Они, наверное, являлись сверхлюдьми, либо полубогами в человеческом обличье, если б последние существовали. Но я знала, что их нет. Теперь мне была известна вся изнанка этого Мироздания.

Дети в подвале устали ждать. Они уже смирились с тем, что их никогда не спасут. И нацисты если будут особо голодны, возможно, съедят их заживо. И как раз настал момент, когда они находились на грани от этой черты. Непоправимое они уже совершили, оставалось совершить то, что окончательно убило бы в них последние остатки человечности. Я не понимала, что превратило их в таких монстров.

Я не знала, сколько прошло времени. Картина вдруг сменилась другой. Шла перестрелка. Нацистов выбивали из дворов. Слава пригибался, чтоб не попасть под пули, стрелял в ответ, кидал гранаты в окна, потом, когда всё вроде затихло, перебежал на другую точку. Противник снова открыл огонь. Моему другу не впервой было терпеть сумасшедшие физические и психологические перегрузки. Это я терялась, не успевая следить за его действиями. Всё происходило слишком быстро. Осколки и крупная пыль секли лицо будто розгами. Я словно была обнажена. На мне не было толстой военной формы, подвески с боеприпасами. Не понимаю, как Слава вёл меня в бой. Пусть всё это было лишь иллюзией, чужим воспоминанием, в которое я погрузилась, но выглядело всё очень реалистично: я чувствовала и боль, и холод, и страх, и… одиночество, пожирающее душу. В бою, как, впрочем, и в мирной жизни, каждый одинок, каким бы слаженным не было отделение, рота, батальон… В душе каждый всё равно находится один на один с врагом. И я в те мгновения будто тоже взяла в руки оружие. Тело выполняло работу на автомате: прицеливалось, стреляло, отходило назад, потом снова шло в наступление. Я не руководила своими действиями, руководил кто-то другой, может быть, даже сам Слава, хотя я не понимала, как такое было возможно.

Когда ответная стрельба прекратилась, мой друг и ещё несколько бойцов ворвались в подъезд. Послышались крики. Когда я вбежала следом, трое чудовищ в человеческих обличьях, стояли на коленях с руками за головой. Кто-то попытался бить их ногой в лицо, но Слава остановил. Хотя, я бы на его месте не останавливала. Но мой друг был слишком человечным, слишком мягким, слишком добропорядочным…

И размышляя, откуда берётся зло в мире, я бы сказала, что один из путей его появления – бездействие добрых людей. Конечно, я не имела в виду Славу. Он-то как раз и не бездействовал, отправившись в чужую страну, чтобы остановить зло, пока оно не перешагнуло рубежи его Родины. Но сколько осталось там, в нашей стране, так называемых, «диванных» бойцов, «кухонных» революционеров, которые вроде и были добрыми людьми, но только и могли, что просиживать задницу у себя дома и критиковать ведение боевых действий с мыслью: «Авось, пронесёт, авось это дикое, бесформенное зло пройдёт мимо, и его остановит кто-то другой, но не я».