Это же как сильно вышибла меня наша встреча, что я даже за дорогой не следила. Хотя, а если бы следила, то что? Заставила бы Демьяна остановить машину? Заставить Демьяна… и думать смешно. На самом же деле это не угасшая за полгода привычка. Рядом с ним мне не нужно беспокоиться, я безусловно знаю, что он сделает всё, что необходимо. И сделает правильно.

Выдыхаю и шагаю вперёд. Поздно уже сопротивляться. Поговорим — и я уйду. Но дело в том, что к разговору я совсем не готова. И не буду готова никогда, сколько бы ни прошло времени.

Улыбчивая хостес, лучший дальний столик, Демьян, который по-джентльменски отодвигает для меня стул и садится напротив. Меню, аперитив.

Стараюсь не пересекаться с ним взглядами, пока…

— Жемчужная моя… Ундина… — его твёрдый голос, уверенный жест, которым он берёт мою руку в свою, ошеломляют меня.

Реакция на него у меня всегда была особенная, какая-то иррациональная. Ничего не изменилось.

— Демьян, не нужно… — выдавливаю хрипло. Я убираю руку резче, чем того требуют обстоятельства. Однако желание его тепла противоречит моим действиям. — Всё закончилось.

— Да. Это было сложно не понять, когда ты не пришла на свадьбу.

— Тогда зачем ты появился? — откровенно удивляюсь, — я предала тебя. Ты такое не прощаешь, — говорю тихо.

Это — сопротивление моей сути, которая жаждет его. И я не в силах усмирить это в себе.

— Не сходится кое-что, — говорит почти лениво. И только сжатые скулы выдают, насколько же он на самом деле напряжён. — Подумай сама: моя невеста страстно провожает меня по идиотской традиции провести день накануне свадьбы порознь. Какой недоумок вообще это придумал? — фыркает недовольно, — вечером звонит и признаётся в любви. А на следующий день я нахожу записку со словами, что ты передумала, кольцо и крестик внутри. Крестик, сделанный в точности, как тот, что я оставил тебе, когда уехал из детдома.

Он кладёт локти на стол, смотрит в упор:

— Отсюда вопрос: что в тот день случилось, Маша?

Тишина становится слишком громкой, безжалостно ударяя по вискам. Демьян молчит. Выжидает. Даёт время придумать ложь. Взмахом руки, не сводя с меня глаз, отправляет подошедшего официанта, лишь бы нам не мешали.

— Я не выдержала. Не смогла. — Говорю какую-то путаную чепуху, потому что правду ему знать не стоит.

— Ты меня два года из Америки ждала. Что в тот день случилось? Скажи мне. — Обеими руками он берёт мою ладонь и сжимает пальцами. — Ты должна сказать.

Он давит на меня.

Требовательный взгляд, повелительный тон — это всегда на всех действовало: ни знакомые, ни подчинённые долго не могли этого выдерживать.

— Я ничего тебе не должна, Демьян. Оставь меня. Всё кончено. Прекрати это.

Голос сипит. Мне тяжело, потому что я погружаюсь в тот день. Я его посекундно помню.

День, когда узнала диагноз и ушла от него.

— Я имею право знать правду. Это простой вопрос, Маша: почему ты от меня ушла?

Вот почему. Потому что он и тогда бы давил на меня, как давит сейчас. На глаза наворачиваются слёзы, которые сдерживаю одной лишь волей, но я на грани.

Я не выбирала жизни без него, так сложились обстоятельства.

Я с радостью осуществила бы нашу общую мечту: подарила бы ему детей, строила бы карьеру и разговаривала бы с ним за ужином.

В чувство приводит нежное прикосновение пальцев к моей щеке. И это прикосновение настолько отличается от резкого взгляда, что вытаскивает наружу самое болезненное.

Резко выдёргиваю руку и автоматически прикладываю к груди. Туда, где висит крестик.

— Я не стану портить тебе жизнь! — говорю, поспешно вскакивая с места, — Прости, я… я не могу. Я просто не могу, хорошо? Забудь меня. Прости. Мне нужно идти…