— И где нас видела твоя подруга? — Вера оглядывается. — И когда?

— А какое это имеет значение?

14. Глава 13. Выпьешь за это?

В дверь стучат, и Юра неуклюже роется в кармане в поисках ключа. Я уже плыву на волнах алкогольных паров и едва попадаю в рот фильтром сигареты.

— Пароль, — Юра вытряхивает из кармана ключи на пол и с покряхтыванием наклоняется к ним.

— Юр, я так и знал, что это ты, — раздается недовольный голос Петра, моего тестя.

— Пароль принят, — Юра подхватывает ключи, открывает дверь и рывком затаскивает Петра в кабинет. — Петруха…

Торопливо закрывает дверь и приваливается к ней с пьяной улыбкой.

— Серьезно? — Петр в негодовании смотрит на него.

— А чо?

Петр приглаживает волосы, отходит к столу и смотрит в окно, сердито прищурившись на воробья по ту сторону:

— Юр… Я же тебя просил не страдать хуйней.

Выдыхаю дым и закрываю глаза, откинувшись назад.

— Чо ты как в первый раз кого-то хоронишь, — Юра хмыкает. — Ты уж извини, ты уже старый и это нормально, когда все кругом дохнут, как мухи.

— Он мой друг! — Петр оглядывается. — Тебе, возможно, непонятна эта концепция, но…

— Ты мне тут не бузи…

— Тебе все смехуечки, да?

— А слезки помогут друга-то вернуть, Петруха? — Юра вскидывает бровь и опять прячет ключи в карман брюк.

— Где твое уважение?

Юра плывет к столу, открывает бутылку виски, наливает в бокал на два пальца и протягивает его Петру:

— За уважение, и сразу предупрежу, если вздумаешь кулаки чесать, то давай не о мой нос. У меня много других интересных мест.

Петр выхватывает бокал с виски и опрокидывает его в себя, а после утыкается в локтевой сгиб. Зажмуривается, а Юра падает в кресло с бутылкой виски, которую прижимает к груди.

— Ты бы не мог нас оставить, — говорит ему Петр.

— Нет, — Юра качает головой.

— Да твою ж мать.

— А чего ты ждал?

— Что у тебя есть хоть крупица приличий.

— У меня много жира, но приличий нет.

Петр переводит на меня взгляд, по которому я понимаю, что Ляля ему рассказала, какой я кобель. И под этим молчаливым и тяжелым взором я тушу окурок, вытягиваю бутылку виски из рук Юры и пью прямо из горла.

— В твоих глазах я вижу гнев судьи и обманутые надежды, — пьяно тянет Юра и усмехается. — И я, если чо, разнимать вас не буду, но обязательно сниму, — достает телефон, — на камеру, — смотрит на Петра, — выкладывать нигде не буду, но на память оставлю.

— Она посмела сюда явиться, — шипит Петр.

— Я ее не приглашал, — пожимаю плечами и возвращаю бутылку Юре, который заинтересованно затихает.

— Значит, позволил думать, что ты ей спустишь подобное.

— Что ты на это ответишь? — Юра разворачивается ко мне, закинув руку на спинку кресла. — Как оправдаешься?

— Никак.

— Я доверил тебе свою дочь…

— Свое золотко, — кивает Юра.

— Юр, заткнись.

— Я тут тебя всячески поддерживаю.

— Да в жопу твою поддержку!

— Да ты нихрена от него сейчас не добьешься. Это как до фонарного столба сейчас доебываться, — Юра делает глоток виски. — Но я могу за компанию попричитать с тобой. Это очень приятно.

— Я не ожидал от тебя такого, — Петр поскрипывает зубами.

— Да, как ты мог? Она тебе детей родила, — Юра с наигранной печалью вздыхает. — А ты в большие сиськи нырнул.

— Юра, блять!

— Что? — Юра смотрит на разъяренного Петра. — Ты видел ее сиськи?

— Я тебя в окно выкину, — рычит Петр.

— А я как мячик оп и обратно, — Юра расплывается в улыбке. — И мы еще не в той кондиции, чтобы слюни распускать, — протягивает бутылку, — и говорить по душам. Есть, конечно, риск, что мы придем к мычанию по душам, но…

— Там люди ждут, — Петр сжимает кулаки.