— Вот именно. Хочу показать тебе кое-что. Но стемнеет через три часа, а в темноте я туда не сунусь.
Полуразрушенная школа.... Альберт даже не сомневался, что Роджер везёт его именно туда.
— Что ты хочешь показать?
— Терпение, мой друг. Если я тебе расскажу, ты мне не поверишь — сам должен увидеть.
К развалинам школы они подъехали часа через полтора. Когда вышли из машины, Роджер, ничего не говоря, лишь поманил за собой. Крыши у здания не было, лестницы обветшали — Альберту приходилось внимательно смотреть под ноги. Они поднялись на второй этаж и по коридору последовали в самый дальний зал. Там, судя по печи и разбитым раковинам, была когда-то кухня. В огромные окна лился закатный свет, и место, хотя и было заброшенным и обветшалым, Альберта ничем не пугало. Но Роджера уже заметно пробивало на дрожь.
— Не люблю это вспоминать и говорить об этом не люблю, — пояснил он. — Да блин мохнатый, опять всю ночь спать не буду. Ну-ка, помоги.
Он приналёг на угол старого шкафа с разбитыми стёклами.
— Мы в детстве тут играли. Ну знаешь, прятки-ловитки. Один раз под этот шкаф закатился мой мяч. Я, друг и сестра попытались его достать, отодвинули шкаф — ну, и вот...
Деревянные панели снизу почти полностью сгорели, в тёмном закутке невозможно было хоть что-то рассмотреть. Роджер включил фонарь на телефоне. Они присели на корточки, и Альберт заглянул в щель между шкафом и стеной.
Пепел, пыль, обрывки ветоши, битое стекло, мелкие и острые камни... Его внимание привлёк лежащий у самой стены небольшой округлый предмет. Роджер при виде него закрыл рот ладонью и отвернулся, подавляя рвотный рефлекс.
Альберт нащупал что-то холодное, напоминающее камень, с двумя симметрично расположенными отверстиями.
Холодея от ужасной догадки, он потянул к себе находку.
И увидел...
Детский череп, отбеленный временем.
10. Глава 10
Они сидели на кухне у Роджера, в уютном тепле. Задёрнутые занавески создавали иллюзию защищённости, но теперь Альберт знал, что буквально в паре километров от прочного дома, в развалинах среди ветоши и хлама ненужных судеб покоятся кости — неизвестных, лишенных имён ещё при жизни аппийских детей.
Роджер тоже был сумрачен и молчалив.
— Ты никому об этом не рассказывал?
— Рассказал отцу. Тот позвонил в полицию. Что было потом? Да забили они на это дело. Останки и по сей день там, как видишь. Отец говорил, что были такие дети, которые пытались сбежать. Уйти к родителям. Некоторых ловили и возвращали. Некоторые пропадали без следа.
— Некоторые могли оказаться на ферме Лу Моретти, — горько добавил Альберт. — Твари... Все это время они замалчивали и скрывали...
Роджер не понял, о чем он, а Альберт, по-новому осознавая события, описанные в журналистской статье, рассказал, что знал сам.
– Мда-а, – протянул Роджер, выслушав Альберта. Он поднялся со стула, потянулся и подошёл холодильнику. – Мам брискет приготовила, будешь?
– Мне кусок в горло не лезет.
– Эт ты напрасно. Так и выгореть недолго, если будешь всё принимать близко к сердцу. А брискет – из мраморной говядины, ты такого ещё не едал.
И, не принимая дальнейших возражений, Роджер вытащил из холодильника шмат, нарезал полосками, разложил по тарелкам и засунул в микроволновку. По кухне вкрадчиво растёкся запах жареного мяса и специй: голодный человек охотнее подчиняется неизбежному, а Альберт был голоден, и гостеприимство Роджера было неизбежностью. Как и то, что Роджер иногда забывал: он – выпускник престижного университета и юрист в престижной фирме. В такие моменты его речь становилась простой (если не сказать, вульгарной) и царапала Альберта, как неверно взятая нота.