– Сейчас их туго не пеленают, – поясняла она, сопровождая свои слова действиями, – ребенок лежит и ручками болтает во сне, сам себя будит, так что я рекомендую на сон стягивать, если шибко беспокойный. Если нормально засыпает, можно не пеленать. Им это привычно, не бойся. В утробе малышу тесно, но уютно, так и в коконе из пеленки. Давай попробуй, Уль.

Она отошла и дала мне место, и только я собралась запеленать ребенка, как распахнулась дверь.

– Выйдите, – прогрохотал голос мужа, и обращался он в таком грубом тоне к моей няне.

От обиды за эту ни в чем не повинную женщину я не сдержала резкости:

– А можно повежливее?

– Я пойду, – кротко сказала няня и посеменила к выходу.

Мне оставалось лишь беспомощно взирать на нее, опираясь рукой на пеленальный столик.

– Зачем ты опять явился? Необязательно было так грубо разговаривать с няней.

– Будем говорить о няне? Ты поэтому на Игорька повелась? Любишь защищать униженных и угнетенных?

– Можешь упражняться в остроумии с той, кому понравятся твои шутки.

Мы оба замолчали, пикируясь взглядами. И мне показалось, что Илья понял то же, что и я. Наши взаимные обвинения в изменах сталкиваются друг с другом и не имеют никакого смысла. Пусть я имею полное право обвинять его, он-то тоже думает, что имеет такое право. Факт в том, что больше он не стал меня упрекать, а шагнул ближе. Ребенка, естественно, не принимал во внимание.

– Приехал мой отец, – сообщил, продолжая смотреть на меня с непроницаемым выражением лица.

В ответ я лишь приподняла бровь, вопросительно глядя на Илью. И зачем мне знать эту информацию? Но почему-то не сомневалась, что ничего хорошего не услышу.

– Он продолжает успешную пиар-кампанию и предупредил, что скандалы нам не нужны.

– Мне не до скандалов, Илья, – тихо пробормотала я, поражаясь тому, как он себя ведет. Пытается как-то впутать меня в их дела. Я-то при чем? – Рассказывай это своей любовнице, я, вообще-то, не публичная личность.

– Теперь – публичная, – сухо поправил меня Титов, – официально ты моя жена. Тебе придется участвовать в публичных мероприятиях и представлять нашего ребенка. Но не этого.

– Не этого?

От ужаса и непонимания я зажмурилась. О чем он говорит?

В это время малыш пискнул, привлекая мое внимание. Позабыв о присутствии Ильи, я обернулась к своей крохе и наклонилась к нему. Взяла за ручку, перебирая крохотные пальчики.

– Ну что ты, ангелочек? К маме хочешь?

– Ульяна! – резко прервал наш контакт с ребенком Титов, заставляя меня снова поднять на него глаза. – Я с тобой разговариваю.

– А я занимаюсь ребенком.

– Для этого есть няня.

– Которую ты прогнал!

– Черт! – Он шумно втянул в себя воздух и сомкнул пальцы на переносице. – Удели мне минуту, ничего с твоим чернышом не случится.

– Черныш? Следи за своим поганым языком, Титов! – прорычала я, словно львица, защищающая свое дитя. Как услышала оскорбление из его уст, так сразу и разозлилась, не чувствуя под собой почву. – Мой сын тебе не щенок беспризорный, ясно? Говори, что хотел, и проваливай!

Я стиснула ладони в кулаки и готова была кинуться на Илью, чтобы в кровь расцарапать его наглое злобное лицо. Желваки на его скулах заиграли с такой силой, что мне казалось, у него вот-вот треснут суставы между верхней и нижней челюстью.

– Мне следить за языком? – процедил он сквозь зубы, и из его рта и ушей чуть ли не пар валил от бешенства, даже в глазах капилляры от натуги лопнули. – Могу сказать тебе то же самое. Хорошо. Я погорячился, но и ты будь добра уважительно относиться к любимому мужу.

– Любимому? – горько хмыкнула я.