– Вставай, босс ждет, – вдруг рявкнул один из них, схватив меня за шиворот с такой силой, что ткань впилась в горло, перехватывая дыхание, и потащил к выходу, как нашкодившего котенка, не обращая внимания на мои спотыкающиеся ноги и отчаянные попытки освободиться.

– Босс точно должен меня отпустить. Он поймет, что произошла ошибка, – пробормотала я с болезненным, лихорадочным отчаянием, цепляясь за эту мысль как за спасительную соломинку, хотя в глубине души уже понимала всю тщетность этих надежд, чувствуя, как они рассыпаются в прах при каждом шаге по этому проклятому коридору.

– Кхм, – тут же хмыкнул бритоголовый, переглянувшись со вторым с таким видом, словно они слышали подобное тысячу раз. И в этом коротком взгляде читалась насмешка и что-то ещё – что-то жуткое, предвещающее беду, отчего мои внутренности скрутило спазмом ужаса. – Все одно и то же. Как по учебнику.

– Никакой оригинальности, – поддакнул его напарник с холодной усмешкой, от которой по телу пробежала волна противного, липкого страха, заставившая кожу покрыться мурашками, а колени подогнутся. – Хоть бы что-то новенькое придумали…

Они вели меня по бесконечному лабиринту коридоров, петляющих, как кроличьи норы в кошмарной стране чудес. Серые бетонные стены без окон давили своей безликостью и неотвратимостью, как стены склепа, немногочисленные металлические двери, похожие на входы в склепы, терялись в полумраке, освещенном редкими тусклыми лампочками под потолком, мерцающими болезненным, белым светом.

– Жди здесь, – бросил один из конвоиров, коротко постучав в массивную дверь, и быстро скрылся за ней. Второй продолжал держать меня железной хваткой за воротник.

Я попыталась что-то сказать, но получила резкий рывок, от которого хрустнула шея, а перед глазами вспыхнули белые звезды.

– Заткнись, – процедил он сквозь зубы, обдавая меня смрадным дыханием с запахом табака, чеснока и чего-то кислого, заставившим мой желудок снова болезненно сжаться. – Еще одно слово, и я сломаю тебе челюсть, – добавил он, сжимая мое лицо пальцами с такой силой, что казалось, кости вот-вот треснут, как яичная скорлупа.

Ждать пришлось недолго. Первый вскоре вернулся и с шутовским поклоном, похожим на кривляние марионетки с обрезанными нитями, махнул в сторону открытой двери, словно приглашая на дьявольский бал. А второй грубо втолкнул меня внутрь, так что я чуть не растянулась на полу, едва удержав равновесие, чувствуя, как щиколотка выворачивается от неловкого движения, посылая вверх по ноге волну острой боли.

Комната, в которой я очутилась, тонула в полумраке. Единственная лампа под потолком давала тусклый, желтоватый свет. В центре стоял одинокий стул с обшарпанной спинкой, напоминающий электрический стул из фильмов ужасов, а из дальнего угла, окутанного тенями, вдруг раздался хриплый голос, напоминающий скрежет металла по стеклу, от которого волоски на моих руках встали дыбом:

– Проходи, присаживайся. Не стесняйся.

– Нет, спасибо, – мой голос дрожал, а сердце заходилось в бешеном ритме, грозя вырваться из груди. – Прошу, отпустите меня. Я никому ничего не скажу, я даже не знаю, где нахожусь. Клянусь всем святым! Мои родные… Они с ума сходят от беспокойства! – последние слова я почти выкрикнула, задыхаясь от слез.

– У-у-у, как предсказуемо, – с наигранным разочарованием протянул невидимый собеседник, словно театральный критик, недовольный шаблонным представлением. – Всегда одно и то же. Сначала мольбы, потом клятвы, затем угрозы. Скукота. Хоть бы раз кто-нибудь меня удивил.