– Вы какая-то напряжённая, – Роман осторожно коснулся моей руки, посылая непрошеную волну мурашек вверх по предплечью, напоминая, как давно меня никто не касался с нежностью, не причиняя боли. В его карих глазах читалось искреннее беспокойство, тревога за меня, от которой стало ещё тяжелее дышать, словно невидимая рука сжимала горло. – Что-то случилось? Может, я могу помочь?

Если бы ты знал, Роман. Если бы только знал, что единственный способ помочь мне — это отдать те документы, открыть свой сейф, вручить мне ключи от своего королевства… Ты бы сделал это? Пожертвовал бы своей карьерой, своей репутацией, всем, что ты построил, ради женщины, которую едва знаешь, которая лжёт тебе с каждым вздохом?

– Просто устала, – я попыталась улыбнуться, чувствуя, как дрожат губы, как мучительно даётся эта фальшивая улыбка. – Новая работа, много информации… Ещё сын капризничает последние дни, плохо спит. Обычные будни работающей мамы.

Я нервно отпила вино, чувствуя, как терпкая кислинка обжигает горло. Человек со шрамом перевернул страницу газеты с театральной неторопливостью, не отрывая от меня взгляда, в котором читалась не угроза даже, а спокойная уверенность в своей власти над ситуацией, над моей жизнью. Мой телефон, лежащий на столе, завибрировал – сообщение от няни, что Денис отказывается обедать и спрашивает, когда я вернусь. Когда мама обнимет его, когда поцелует перед сном, когда снова всё будет хорошо, как раньше… Горло сдавило спазмом такой силы, что на глаза навернулись слёзы – такой обыденный, повседневный вопрос, но в контексте нависшей над нами угрозы каждое напоминание о сыне было подобно удару под дых, выбивающему весь воздух из лёгких.

– Знаете что? – Роман сделал глоток своего виски, золотистые отблески в стакане перекликались с тёплыми искорками в его глазах, смотрящих с такой теплотой, которую я едва выносила. – Завтра суббота. Я собираюсь в яхт-клуб – небольшая прогулка по реке помогает очистить голову от рабочих мыслей. Присоединитесь? Можете взять сына – детям обычно нравятся лодки.

Сердце пропустило удар, а затем заколотилось с утроенной силой, как птица, бьющаяся в клетке из рёбер. Это был шанс, внезапный и пугающий своей идеальностью – на яхте наверняка будут его личные вещи, возможно, портфель с документами или даже ключи от сейфа, которые я смогу скопировать… Это был шанс, посланный судьбой, или, скорее, дьяволом, насмехающимся над моими моральными терзаниями, навязывающим самый жестокий выбор – использовать доверие человека, который ничего плохого мне не сделал, который, наоборот, проявлял только заботу и внимание.

Но от одной мысли о том, что придётся использовать его доброту, доверие, возможно, зарождающуюся симпатию, искру которой я чувствовала между нами, к горлу подступала тошнота, такая сильная, что пришлось сделать глубокий вдох, чтобы не выдать себя. «Это не человек», – попыталась я убедить себя, не поднимая глаз от скатерти. – «Это просто инструмент для спасения Дениса. Ты не можешь позволить себе видеть в нём человека. Не можешь позволить себе чувствовать что-то к нему. Не можешь позволить эмоциям разрушить план спасения своего ребёнка».

– С удовольствием, – услышала я свой голос, звучащий странно отстранённо, будто принадлежащий кому-то другому, чужой женщине в моём теле. – Только без сына, если вы не против. Ему нужно к бабушке завтра. «Нет, я никогда не рискну взять Дениса туда, где мне, возможно, придётся совершить преступление. Не позволю ему увидеть, какой монстр скрывается под маской его мамы».