– Это такой, с голосом, как из бочки?

– Да. Повезло тебе – если сам Семеныч будет оперировать, встанешь на ноги, тут уж гарантия. К нему ведь на операции в очередь за год записываются, отбою нет от больных. И то сказать – такой врач один, может быть, только и есть, руки золотые, волшебник. Конечно, он не всех оперирует, физически бы не смог всех, но экстренные случаи он берет сразу, если очень сложные, а у тебя как раз такой случай и есть, так что лежи спокойно, теперь ты в надежных руках. Семеныч работает без брака, это все знают.

– Он главврач?

– Нет, когда ему этим заниматься – с такой нагрузкой-то, страждущих полное отделение, и плановых, и ургентных, некогда ему. Еще и других обучает, к нему в интернатуру попасть чтоб, люди взятки предлагают, чтоб ты знала, да только он себе сам учеников выбирает. Он заведующий хирургическим отделением, и для пациентов лучшего врача не надо, но к персоналу совершенно безжалостен, как видишь. Сейчас надо тебя на каталку переместить, но сама-то не сможешь, а одна я тебя не перетащу, подождем твоих. Давай пока с карточкой управимся, пока суд да дело. Фамилия, имя, отчество, год рождения?

– Паспорт в сумке, возьми да перепиши.

Я не хочу разговаривать. Я думаю о том, что скажет Марконов, узнав, что я здесь. И что он скажет, если узнает, как я здесь оказалась. Ведь если бы я умерла, мне было бы все равно, что скажут друзья и знакомые, но теперь-то всяко нет.

– Мам, мы тут вот…

Денька берет меня за руку, я тяну его к себе, и он подставляет мне макушку для поцелуя.

– Давайте переместим ее на каталку, ребята, – надо в палату перевезти.

Они втроем поднимают меня с кушетки и кладут на каталку.

– Вот и ладно, – медсестра кивает. – Так, забираем бумаги, анализы я у тебя в палате возьму. Давайте-ка, ребята, перевезем ее в палату, там я ее переодену, а вы шмотки домой заберете.

– Мам, ты голодная? – Матвей обеспокоенно смотрит на меня. – Мы ничего не привезли, а ты…

– Ничего, сынка, я же обедала. Вы там супчик поешьте, я днем сварила.

– Перед тем как уйти с моста прыгать? – Матвей хмурится. – Вот в этом вся ты. Главное, чтоб мы были в шапочках и ели суп.

Я не могу сейчас с ним препираться. Я вообще не хочу ни с кем разговаривать. Мысль о том, что у меня не получилось то, что я задумывала – и не от того, что я струсила, а из-за какого-то кретина, который решил, что он Бэтмен, – злит меня невероятно.

– Мэтт, мы же договорились… – Денис толкает брата в бок. – Хватит.

– Да, договорились, – Матвей вздыхает. – Но старые привычки умирают трудно. Не побоюсь данного глагола в этом контексте. Мам, ты как?

– Ничего. Идите оба домой и…

– И поешьте супа, ага. Если поедим, тебя это обрадует?

– Успокоит – уж всяко.

Меня ввозят в палату, мальчишки резво застилают кровать принесенным постельным бельем и сгружают меня с каталки.

– Уходите отсюда все! – Медсестре, видимо, надоела наша перепалка. – Завтра придете. Вези их домой, Валера. Каталку-то в приемный покой отвезите, чтобы мне не ходить сто раз. Забирай пацанов, нечего им тут.

– Да уж не брошу, – бородатый вздохнул. – Все, свидание закончено, надели шапочки – и в машину, дома вас ждет суп!

Матвей погладил меня по щеке, Денька чмокнул в нос, и они исчезли, бородатый тоже был таков, его шаги и громыхание неуклюжей каталки затихают в коридоре, а я просто не знаю, что и думать. Я давно уже не помню такого, чтоб мои дети, будучи вместе, выказывали ко мне хоть какую-то нежность или вообще добрые чувства.

– Хорошие парни, – медсестра вздохнула. – Давай-ка, Оля, попробуем раздеться – примешь душ, и в постель. Поставлю тебе капельницу и катетер, попробуем немного уменьшить отек.