– Ребята, если хотите, я открою и заведу машину, – предложил я. – Хоть согреетесь и располагайтесь ко сну. Мне немного по той стороне обойти осталось, и я присоединюсь.

– Нет, Саня, – помотал головой Юдин. – Так не пойдёт, мы с тобой до конца, а потом вместе до машины и тогда уже будем отдыхать. Единственное предлагаю оставить в машине Рябошапкина, он совсем выдохся уже.

Я глянул на Ивана Терентьевича, он и в самом деле выглядел неважно. Видимо сказывался возраст и никакие медитации уже не помогали ему быть в строю.

– Я всё равно с пользой для дела останусь, Александр Петрович, – сказал старик и вяло улыбнулся. – Всё равно от усталости заснуть не смогу. А так хоть чай в термосе заварю, еду разогрею. Так что вы вернётесь, горяченького поедите и тогда уж вместе ко сну.

– Иван Терентьевич, дорогой вы мой человек, – начал я, глядя, как он реально еле стоит на ногах. – Просто разложите сиденье и отдыхайте, с ужином мы потом вместе разберёмся. Да мне, признаться, ничего уже в горло не полезет, быстрее бы на боковую. Отдыхайте.

Я завёл микроавтобус, включил печки, показал, как раскладываются сиденья, включил тихую спокойную музыку и со спокойной душой взял за руку Марию, и мы пошли с обходом к последним домам. Нелеченых пациентов оказалось не так уж много и скоро наконец это всё закончится. О недоработках городского десанта я Обухову расскажу потом при случае, ябедничать не буду. Вымотались все, как черти на день всех святых, зато теперь душа будет спокойна.

Мы с Марией уже возвращались обратно от крайнего дома на въезде к центру. Впереди маячили фигуры моих коллег, которые тоже пошатываясь шли к машине. Кто-то из них оглянулся и они остановились, чтобы нас подождать.

– Стой! – вдруг резко воскликнула Мария. – А вот сейчас не поняла. Давай-ка сюда зайдём.

Она ткнула пальцем в дом, стоявший уже недалеко от управы. Насколько я помню, здесь мои точно побывали. Ещё кого-то нашла? Интересно. Мы поднялись на крыльцо, дверь оказалась заперта.

– А что здесь не так? – спросил я. – Здесь вроде бы всех вылечили.

– Вот этого-то я и не поняла, – сказала Мария, сдвинув брови. – Я знаю, что здесь всё было нормально, но сейчас я чувствую, что болезнь вернулась. Ничего не понимаю. Постучи как следует, пусть открывают, будем смотреть.

Я бесцеремонно постучал в дверь, как мне приказал мой временный маленький начальник. Никакой реакции не последовало. Может они все куда-то ушли? Главное, чтобы не в сарай, в последнее время оттуда живыми не возвращаются. Я постучал ещё сильнее. Также безрезультатно.

– Ничего не понимаю, – пробурчала Мария. – Я же знаю, что они все дома и им сейчас опять плохо. Ломай дверь.

Ага, легко сказать, ломай дверь. Двери тут у всех дубовые, как и косяки, такое хрен выломаешь. Если только сделать таран из огромного бревна. Я посветил фонариком и убедился, что дверь открывается наружу, то есть просто ударом с ноги её не выбить, нужен лом.

– Пойду поищу, чем её поддеть, – сказал я и направился к сараю.

Дверь хозпостройки была не заперта. Я с опаской открыл её и осветил всё фонариком. Опасался и здесь увидеть вскрытые трупы, но обошлось. Подобие лома нашёл в дальнем углу, поставил на место лопату, которой уже было собирался попытаться вскрыть дверь, и пошёл к крыльцу, где меня должна была ждать Мария. Когда я увидел, что её нет, меня бросило в жар, несмотря на то, что перед этим я уже почти замёрз.

– Мария? – спросил я, вертя головой по сторонам.

Я её нигде не увидел. Задержал дыхание и прислушался. Тишина. Может ей всё-таки открыли, пока я ходил в сарай за ломом? Подергал за дверь. Щеколда поднимается, но дверь даже не шелохнётся, словно прибита наглухо. Мистика какая-то ей Богу!