– Да, я тоже за собой подобное замечал! – улыбнулся Кирилл.

– Но уже написанную чужую книгу не исправишь, кино не переделаешь, – вздохнула я. – А вот рукопись исправить можно.

– Я в этом убедился! – засмеялся он.

Он шел рядом, то и дело поглядывал на меня и с каждым шагом словно становился все счастливее. Наверное, мне все-таки не показалось, что я понравилась ему с первого взгляда.

– Я совсем неопытный писатель, – признался Кирилл. – Это мое хобби. Мне даже писателем называть себя сложно… Я по жизни совсем другими делами занимаюсь, очень далекими от творчества. Законы, правила, акты, нормативы… Ты в творчестве понимаешь больше меня, наверное.

– Ну, у литературы тоже есть свои законы, – возразила я. – Недавно читала рекомендации для начинающих авторов. Первое, что нельзя делать – это начинать роман с пробуждения героини или героя. Второе, что нельзя делать – это давать описание внешности героя или героини, когда тот или та смотрит в зеркало…

Я остановилась перед зеркальной витриной и взглянула на свое отражение. Я себе понравилась – с этим легким букетиком в руках, с рассыпанными по плечам прядями волос.

Не понимаю женщин, у которых волосы вьются, а они их постоянно и мучительно выпрямляют… Я никогда не пыталась распрямить свои волосы при помощи специальных средств, я не увлекалась стрижками, которые требовали постоянного ухода, не делала никаких коррекций, укладок и еще чего-то там… Я просто по максимуму использовала то, чем владела от природы, и старалась не делать лишнего. У меня были вьющиеся густые волосы, которые пушились у корней, то есть создавали объем. Пряди не висели тяжелыми плетями и были при этом послушными. То есть я являлась обладательницей гривы волос, ну и носила себе и дальше эту гриву, ничего не меняя в своей прическе…

И я очень удачно заколола их сегодня, такое не каждый раз получается.

Словом, мое отражение очень понравилось мне сейчас. И, наверное, Поля с Вандой, твердившие про мой «европейский стиль», правы. Я нравилась себе в зеркале – с волосами, в куртке оверсайз и в своих любимых обтягивающих джинсах, расширяющихся книзу (совсем небольшой клеш). И с этим мужчиной рядом.

Кирилл смотрел в зеркало и тоже явно любовался мной. Нами.

Если подумать, мы с ним сейчас напоминали пару с обложки какого-нибудь романа о любви.

– Идем, – я потянула Кирилла за собой.

Мы шли по Страстному бульвару, когда он вдруг выпалил:

– Сказать правду? – И тут же продолжил: – Я думал, ты – это какая-то почтенная тетушка, знаток изящной словесности. Или ты – это такая нервная особа с вечной сигаретой в зубах, из непризнанных гениев… Самой писать не получилось, так даешь советы авторам. Или, я еще предполагал, ты – серая мышка с брекетами и в очках.

– А я? Какая я на самом деле оказалась? – засмеялась я. Ох, как же он мне льстил, а я продолжала поддаваться на эту лесть!

– Ты лучше, чем я мог придумать, а уж придумывать я умею и люблю…

Кирилл опять буквально засыпал меня комплиментами. От Адама я не слышала ничего подобного.

Мы шли и болтали – взахлеб, перебивая друг друга, – о книгах, о кино, об искусстве вообще… О том, каким стал теперь мир. Мы обсудили то, как изменились люди и насколько далеко зашла цифровизация, сделав так, что многие профессии стали уже не нужны. Образование устарело: ни школы, ни вузы теперь не справляются со своими задачами.

Представьте, Кирилла тоже волновали эти вопросы!

Вот а с Адамом мы тоже никогда не беседовали ни о чем подобном.

Это что же получается? Связавшись с Адамом, я несколько лет прожила словно в тумане. У меня не было ни комплиментов, ни разговоров на интересные мне темы… Я платила половину за съем гостиницы, тратила деньги на дорогу до этой самой гостиницы, находящейся часах в двух езды от моего дома. Меня не звали в кафе и на прогулки.