Фреш за это время выучил слова, благо они были очень простые и незамысловатые.

Непрофессиональные музыканты не стали со мной спорить и требовать идеального исполнения, а тут же подобрали мелодию. К концу часа, который я отвела на репетицию мы даже смогли соединить все воедино, сделав первый прогон. В восторг пришли все... Подростки, так вообще, вопили так, что перебудили всех соседей. Фреш с улыбкой до ушей сиял, как начищенный медный пятак, и не мог говорить, потому что губы его не слушались. А музыканты хлопали в ладоши и говорили, что никогда не слышали ничего подобного.

Первое выступление нашей банды совместным решением было назначено на эти выходные. Всем не терпелось представить реч на суд горожан. Пацаны утверждали, что всем точно понравится, музыканты кивали, соглашаясь с ними. А Фреш продолжал молча сиять. Теперь он не мог даже кивать.

Мы шли по саду на выход всей толпой: музыканты, пацанята... хохотали, обсуждая первую репетицию, предвкушали, как все понравится наше выступление... И когда ничего не подозревающую меня кто-то резко выдернул из толпы прямо в садовые кусты, мой писк никто не услышал.

В кустах на моей шее повисла невысокая и немного полноватая женщина. Она рыдала и сквозь слезы благодарила меня, норовя поцеловать руки. Вот ненормальная.

Страха у меня не было. Я обняла женщину в ответ, похлопала по спине и, когда она наконец-то выпустила меня спросила:

- Простите, а вы кто?

4. Глава 4

Флеша — супруга речера Фреша, та самая женщина, которая рыдала на моем плече в саду после первой же репетиции, стала для своего супруга импресарио, музыкальным агентом, менеджером и прочая в одном флаконе. Именно она занималась дальше репетициями, пошивом костюмов, освободив меня от этой заботы. И только изредка прибегала ко мне за советом

Петиш, которого теперь даже родители называли Черным, однажды подкараулил меня на выходе из фабрики, и пока мы шли к парку рассказал, что матушка совсем преобразилась. Раньше, когда она была единственным слушателем воплей своего супруга, у нее постоянно болела голова, не было настроения и, вообще, орала она на несчастного сыночка, как курица резаная. А сейчас все по-другому. Сейчас матушка все время улыбается, денег дитятке стала давать гораздо больше и еще и его банду начала привечать.

Мальчишки перестали куролесить по переулкам и теперь собирались прямо в отцовском саду. И танцевали. Им там понравились уличные танцы, что они уже кучу новых движений придумали.

Я порадовалась за всех. А особенно за Фреша. Изменения, случившиеся с главой департамента спекуляций были видны невооруженным глазом. Он стал улыбаться. А когда видел меня, вообще, вспыхивал, как солнце и принимался цветисто благодарить, пожимая руки.

Он бы и обниматься полез, но мне Черный по-секрету выдал, что матушка сказала бате, если тот хоть пальцем прикоснется к своим будущим поклонницам и любым другим женщинам, не видать ему гастролей в столице, как своих ушей. Оказалось, что Флеша не просто так в хоре пела. Она была племянницей того самого директора театра, к которому Фреш ходил на прослушивание.

Неделя пролетела как один миг. Наступил день, когда на сцене у входа в парк впервые должен был выступить знаменитый речер Фреш. Афиши висели по всему городу, заинтригованные горожане гудели, обсуждая очередную новинку. Хотя не такой уж новой была эта новинка. Припев песни ушел в народ в первый же день. И прижился. Я слышала, как его бормотали мои сотрудники в парке и на фабрике, гости нашей Пиццерии, Луиш и даже сотрудники мэрии.