…Мелхиседек, царь Салима, священник Бога Всевышнего, тот, который встретил Авраама и благословил его, возвращавшегося после поражения царей, которому и десятину отделил Авраам от всего, – во-первых, по знаменованию имени царь правды, а потом и царь Салима, то есть царь мира, без отца, без матери, без родословия, не имеющий ни начала дней, ни конца жизни, уподобляясь Сыну Божьему, пребывает священником навсегда.

Послание к Евреям апостола Павла, глава 7, стихи 1–3

По иудейской традиции на праздник Песах-день памяти об исходе евреев из Египта – одному из приговоренных преступников даруется жизнь. В тот день был выбор между проповедником Иешуа из Назарета и вором и убийцей Вараввой. Толпа, буйствовавшая за стенами иерусалимского дворца царя Ирода, превращенного в резиденцию римских прокураторов, отдала свой голос в пользу Вараввы.

Среди этого необузданного скопища, жаждавшего немедленного распятия Иешуа, поведение трех человек с глазами санпаку отличалось от остальных. Их рты орали те же проклятия самозванцу, что и другие рты. Их руки, сжатые в кулаки, как и кулаки любого из толпы, были готовы в любую минуту размозжить лжепророку голову. При этом взгляд этой троицы меченых не выражал ни гнева, ни сострадания. Они следили за каменным лицом Наблюдателя, ожидая его приказа. Несмотря на горячую атмосферу события, стоящий в стороне Наблюдатель оставался беспристрастно-холодным, а его внимательные санпаку сканировали лица людей, определяя их намерения. Наблюдатель знал, что зажечь народ, превратившийся в толпу, легко и управлять ею нетрудно. Он держал ситуацию под контролем и в любую минуту мог направить энергию этой, на первый взгляд неуправляемой, массы в нужное русло.

В то же самое время во дворце иудейские вожди ждали от Понтия Пилата ответа на свой вопрос: утверждает ли он, римский прокуратор Иудеи, решение Синедриона о смертной казни преступнику и самозванцу Иешуа из Назарета? Стражник передал записку для прокуратора от его жены Клавдии Прокулы: «Не делай ничего Праведнику тому; потому что я ныне во сне много пострадала за Него». Для Понтия Пилата мнение Клавдии было решающим, он так бы и поступил, но, к сожалению, было поздно, решение уже принято.

В пятницу, утром, отвергнутый народом Палестины и приговоренный иудеями к смерти иври Иешуа из Назарета начал свой крестный ход от башни Антония в центре Старого города до Лобного места с еврейским названием Голгофа, что находится за стенами Иерусалима на северо-запад. Здесь казнят опасных преступников, всенародно распиная их на кресте.

В это же самое время в скромной кошерной мисаде, приютившейся напротив Судных врат, на пересечении базарной улицы Сукхан-эз-Зайн и дороги, по которой водят приговоренных на казнь, неприметный горожанин в поношенном традиционном халате и вязаной кипе на голове получил свой обеденный заказ. Это были запеченный карп (гефилтэ фиш) с гарниром из жареной моркови с черносливом (цимес), выпечка, сдобренная медом (тэйгэлэх), и свежевыжатый гранатовый сок в простой керамической кружке. Посетитель ел не спеша и с удовольствием.

Закончив трапезу и расплатившись с хозяином, уверенной походкой он вышел на улицу. Навстречу ему приближалась шумная процессия, сопровождавшая осужденного преступника. Вместе с возбужденным народом шагал Наблюдатель, стараясь оставаться неприметным. Он увидел выходящего из харчевни человека еще издалека. Наблюдатель узнал его, хотя и видел впервые. Это был Мелки-Цедек, или, как его называли в миру, Мелхиседек. У Наблюдателя было задание не допустить его встречи с Иешуа. Но Мелхиседеку удалось протиснуться в толпе между Наблюдателем и Иешуа. Избитого, окровавленного, с терновым венком на голове, преступника Иешуа, несшего огромный деревянный крест, охраняло каре римских легионеров. Если бы не они, этот улюлюкавший, плевавший, горланивший проклятия и в бессильной злобе потрясавший кулаками обезумевший сброд человеко-животных в праведном гневе разорвал бы самозванца на куски. Этот народ, сейчас объединенный первородным рептильным инстинктом, жаждал крови несчастного Иешуа, приговоренного к смерти за присвоенный себе статус пророка и вольнодумные речи о милосердии и всеобщем человеколюбии. Но Рим не допустит власти толпы. Рим чтит Закон, согласно которому этот человек будет публично распят на кресте в назидание другим. Он будет висеть на кресте несколько дней, а потом о нем все забудут навсегда.