— Мне надо… подумать.

Правда, ответ выдохнула ему в губы, еще чуть-чуть и… Чугайстрин вдруг резко выпрямился и убрал от меня руки. Жар исчез, паника тоже.

— Вот и славно, — ровно произнес он, снял со своей руки перстень: бронзовый, грубоватый, с темно-красным камнем, будто напоенным кровью. Взял мою руку и быстро надел на безымянный палец.

— До завтра тебе времени, — хмуро, словно барткой корень отрубил, бросил Чугайстрин и встал.

Возмущение застряло в горле, по пальцу пробежала горячая волна, я тихо ойкнула. А перстенечек-то мосяжный[1], мольфаром заговоренный. Чугайстрин убрал защитный купол и вышел, да так быстро, что ничего вдогонку крикнуть не успела.

Я сидела некоторое время, словно оглушенная. Ну и дела. Посмотрела на кольцо: красивое, зараза. Явно древнее, ни следа нет той холеной красоты, что в магазинных побрякушках. Попыталась осторожно снять — увы, словно вросло в палец. В душе поднялась паника. Этого еще не хватало! Дернула еще раз и зашипела от боли. Вот гадюка подколодная! Точно сбрендил мужик!

Вскочила со скамьи, едва не врезалась лбом в толстую ветку. Чудом увернулась от подлетевшей пчелы, вознамерившейся, видимо, отомстить. Самое мерзкое — появившееся возмущение было каким-то тусклым, странным, будто вся сцена произошла не со мной. А продолжалось воспоминание.

Я мотнула головой и поплелась к выходу.

— Все правильно, так и поступим.

Я чуть не подпрыгнула от неожиданности, пытаясь понять, откуда доносится голос. Ага, в самом углу, возле роскошной сливы две фигуры. Я быстро прокралась и спряталась за мощным стволом ореха. Перстень нагрелся, по руке, к локтю пробежал разряд. Надо же, хорошая штучка, раз обостряет так слух.

— Он поступил верно, — тягучий женский голос, совсем незнакомый. — У нас есть время.

— Я бы не советовал тянуть, — второй — явно мужчина, говорит хрипло, рвано, будто лает.

Незнакомка расхохоталась, только не весело, а как-то зло.

— Наш друг, конечно, оболтус полный, но постарался уже неплохо — спровадил обоих мольфаров за Чумацкий Шлях.

Сердце бешено заколотилось. Это про наших кураторов, что ли? Да нет, не может быть, с чего такая бредовая мысль? Я со злостью глянула на перстень, будто он был в чем-то виновен. Красный камень будто подмигнул.

— Да, — согласился собеседник, — теперь осталось только подождать.

— Доберемся, — пообещала женщина тоном, от которого у меня по спине пробежали мурашки. Господи, да что ж за голос такой? И красивый вроде, а явно гадина какая-то говорит!

Некоторое время оба молчали, потом раздался короткий щелчок, и оба исчезли. С той же скоростью, что до этого Чугайстрин. Значит, не студенты.

Прождав еще немного, я выбралась на центральную дорожку. Никого нет, и — слава богу. Конечно, глупо все так воспринимать, но не зря мне он сунул этот перстень, ой не зря. Только тут даже и посоветоваться не с кем.

В раздумьях, я медленно побрела наверх, в нашу комнату. Оставалось только выгнать парней и поговорить с Танькой. Впрочем, даже несмотря ни на какие разговоры и выводы, к которым мы придем, я прекрасно понимала, что уже приняла решение.

[1] Мосяжный перстень – магический перстень мольфара.

10. Глава 4. Уговор дороже денег

Вий-Совяцкий был недоволен. Повисшая в комнате тишина лишь изредка нарушалась писком носившегося по столу бесенка. В окно заглядывала полтавская ночь — холодная, звездная, насмешливая. Ночник горел на столе, отбрасывая длинные тени на сцепленные пальцы ректора. Сюда почти никто не входил — Вий-Совяцкий не любил чужих на своей территории.