Все эти мысли пронеслись в голове со скоростью выпущенной пули. Возможное предательство Иверта, которого она только начала считать своим другом, больно ударило по душе. Вспыхнуло давно забытое чувство обиды. Почему? Дурная привычка — видеть в людях только хорошее. Кем бы ни была Виктория в прошлой жизни, в глубине души она всегда оставалась романтиком. Выросшая на рыцарских романах Вальтера Скотта, на книгах Жюль Верна и Дюма, она верила в честь, гордость и верность. Никогда никому об этом не говорила, даже своим лучшим подругам, потому что они просто покрутили бы пальцем у виска, сочтя ее наивные убеждения блажью. В двадцать первом веке нельзя быть романтиком. Романтики не выживают. Но вера в лучшее в людях никуда не делась. У каждого человека, пока он жив, есть уйма разнообразных желаний, верований, убеждений, но, как оказалось, не стоит их все тащить в следующую жизнь!

— Ураган…

— Я не предавал тебя, Бешеный Алан. И не предам.

Иверт не отвел взгляда. Но скользкий холодный червячок сомнений уже пробудился в душе и вызвал неконтролируемую злость. Алан стремительно выбросил вперед руку, сжал пальцы на горле игуша. «Интересно, это у Иверта такая тонкая шея, или у меня такая большая ладонь?» — промелькнула нелепая мысль и исчезла за туманом ярости, заволакивающим мозг. Пальцы сжались сильнее. Горец не шевелился и не отрывал взгляда от гневно почерневших глаз.

— Есть вещи, которые я не прощу никогда. И первым в этом списке значится предательство, Иверт. Если придется, я убью тебя. Возможно, и даже наверняка, потом я буду сожалеть, но я сделаю это.

С этими словами Алан отпустил шею своего телохранителя. На ней явственно проступали пятна от пальцев. Будут синяки. Черт, неужели она это сделала? Неконтролируемые приступы гнева — это слишком большая роскошь, которую Виктория позволить себе не могла. Злость — это тьма, она делает человека слабым, а слабость в этом мире сродни смерти, которая отбирает у тебя все, не гарантируя, что даст что-то равноценное взамен. Если не обуздать это чувство, то не заметишь, как превратишься в монстра, стремящегося в заманчивую тьму. Простой путь, ведущий в бездну.

Алан потер виски.

В наружную дверь забарабанили. Звонкий женский голос с сильным акцентом прокричал:

— Мы знаем, что у вас есть оружие, поэтому выгляни в окошко, Ураган!

Но к окошку подошел Алан. Виктория постаралась стать так, чтобы не находиться напротив отверстия в двери, иначе для хорошего лучника она была бы идеальной мишенью. Взгляд выхватил небольшую площадку, заполненную людьми. Впереди всех стояла высокая женщина. Немолодая, но со следами былой красоты на лице, коротко остриженная, мускулистая, зеленоглазая, подтянутая, но неухоженная и какая-то неопрятная. Она была одета как мужчина-горец. В руках женщина держала Ярость — меч Алана. А рядом с нею на коленях стоял обнаженный Пип, второй воин, сопровождавший Алана.

— Я буду отрезать от него по куску, если ты не выйдешь, Ураган! А потом приду к тебе и возьму всех! Я посажу вас на цепь, как тау, и заставлю выть.

Иверт, гневно сверкая глазами, оттолкнул Викторию от двери и быстро затараторил на своем языке, Гадюка отвечала ему со смехом.

Ну вот! Он специально, что ли? Виктория сильно хлопнула игуша по спине, прислушиваясь к громкому и быстрому говору невидимой женщины. Ну что за шутки мироздания? Почему ее душу не перенесло в мир, где все говорят по-русски? Где справедливость? Женщина спрашивала, Иверт отвечал и, судя по его хмурому лицу, разговор горцу не нравился. Вот он с силой пнул дверь и, крикнув что-то на прощание, отошел и сел у стены на расчищенном от камней участке.