— А вот и гости! — раздался женский голос, и парни увидели нацеленный на них лук. — Назад бежать нельзя.
Горец метнулся вперед, Алан выхватил метательный нож.
— Не убивать! Иначе — война! — крикнул Иверт, вихрем налетел на нечеткий силуэт, вытолкнул не ожидавшую такой прыти лучницу на улицу и захлопнул дверь, набросив на петлю хлипкую деревянную задвижку. На минуту может быть и задержит преследователей.
— Ураган, — раздался из-за двери смеющийся голос. — Сын Гривастого Волка, твое ли смазливое лицо я только что видела?
— Мое, Гадюка, — заорал в ответ Иверт. — Отчего ты на нас злишься, женщина? Отчего не разговариваешь на языке горцев?
Женщина хрипло рассмеялась и начала что-то гортанно выкрикивать. Игуш знаками показал конту, что надо отходить. Виктория не стала спорить, развернулась и, подхватив факел, быстро пошла назад, Иверт припустил следом. Они вернулись в коридор, объединяющий две развилки, и побежали в противоположный отнорок. Вскоре уперлись в еще одну дверь. Она открывалась внутрь и была заблокирована толстой палкой, просунутой в ручку.
— Стой! — Алан ухватил горца за плечо, не давая тому выдернуть дубину. — Вдруг там опасно?
— Нет времени это проверять, — Иверт распахнул дверь и замер на границе света и тьмы, принюхиваясь.— Зверя там нет, — он вытащил засапожный нож и проскользнул внутрь.
Виктория оглянулась. Вдали мелькали отблески огня, она не стала рисковать и протиснулась следом, захлопнула дверь, подперла ее дубиной.
— Кир Алан?
Виктория моментально развернулась, но Иверт оказался быстрее. Он прыгнул вперед, закрывая собой конта, и слегка согнулся, готовясь отразить нападение.
Свет факела выхватил небольшой тоннель, заканчивающийся толстой деревянной дверью с маленьким окошком. Виктория оглянулась. Вдоль стен на тонких рваных циновках сидели мужчины, и среди них она увидела одного из сопровождавших ее воинов маркиза. Рыжего. Смотрелся он неважно. На лице красовался кровоподтек, одежды на нем не было, тело пестрело синяками и ссадинами. Он кутался в рваное одеяло, но выглядел вполне живым. Виктория осмотрела остальных пленников. Трое подростков, два пожилых горца и парень в крестьянской одежде с повязкой на глазах, судя по светлому цвету волос — равнинник. Пожилые горцы смотрели на них безучастно, словно к ним ежеминутно забегали вооруженные люди, а подростки с интересом пялились на Иверта, но молчали.
— Вот и сходили за хлебушком, — пробормотал Алан по-русски, подсаживаясь к воину. — Ты цел? А где второй?
— Да что нам будет, — хмыкнул ветеран. — Бабы тута правят, а они оголодали без мужиков, вот и кидаются на любого. Пип еще у них. — Он сплюнул и потер нос. — Всегда мечтал оказаться в кровати с несколькими бабами. Вот уж не думал, что так расстроюсь, когда мечта сбудется.
— Просто ты уже старик, — глубокомысленно изрек Иверт. — Сколько женщин ты смог… э-э-э… сделать счастливыми, а?
— Двоих! — гордо ответил воин. — Не так уж и плохо для старика, а, горец?
— Э! Разве это много? — Иверт покрутился на расстеленных вдоль стены соломенных циновках, устроился поудобнее.
— Я на тебя посмотрю, хвастун, — добродушно пророкотал воин. — Вы как здесь оказались, кир Алан?
— Прячемся, — лаконично ответил конт. — Что с оружием?
— Забрала Гадюка. Подошла женщина, немолодая, красивая. Не опасная. Мы же не думали, что она яташем владеет, как дух Тарании! И откуда она его выхватила? — В голосе воина послышалась обида. — Не успели даже мечи достать, как нас окружили и разоружили. И кто? Бабы! Расскажу десятнику — со смеху помрет, — мрачно закончил он. — Меня в шалаш отвели, а Пипа куда-то потащили. Надеюсь, жив. Мы с ним две кампании прошли, ни одного ранения. А тут… бабы!