– Руди! – громко позвал рейхсминистр своего личного секретаря – штандартенфюрера СС Рудольфа Брауна, ожидающего приказов Гиммлера по уже устоявшейся привычке за дверями его кабинета.

Верный референт Великого Жреца не замедлил явиться на требовательный зов хозяина.

– Вызывали, майн рейхсфюрер? – услужливо вытянулся у входных дверей нескладный и длинный Браун, блеснув круглыми линзами очков.

– Вот что, Руди, – нервно произнес Гиммлер, – распорядись, чтобы наши люди срочно нашли оберфюрера СС Роберта Хартмана… Если он еще жив, – криво усмехнувшись, добавил. – В первую очередь пусть попытаются связаться с его родней, проживающей где-то по соседству с районом разрушений. Возможно, что он первым делом кинулся спасать именно их.

– Слушаюсь, герр рейхсминистр! – прищелкнул каблуками начищенных сапог секретарь и, развернувшись, вышел из кабинета шефа.

Вернулся назад он буквально через несколько минут.

– Вы были правы насчет Хартмана, Генрих (в виду долгой совместной службы Брауну разрешалось называть Гиммлера по имени), – сообщил секретарь. Оберфюрер на проводе, господин…

1943 г. Вековечный Рейх.

Бавария. Поместье Хартманов.

Открыв глаза, «непотопляемый» Горный Лев, единственный в своем роде Внеранговый Маг Удачи, герой Вековечного Рейха и оберфюрер СС, увешанный высшими орденами Германской Империи, как праздничная елка в преддверии Рождества, первым делом схватился руками за разламывающуюся с жесточайшего похмелья голову, которую опрометчиво осмелился оторвать от подушки.

– А-а-а!!! – сипя, выдавил он пересохшим горлом, массируя пальцами виски, в которые долбился пудовым молотом какой-то до ужаса настойчивый молотобоец, видимо в поисках выхода.

«Мама дорогая! Да нахрена же я вчера так напился? – метались в голове Роберта Хартмана путанные обрывки таких же похмельных, как и он сам, мыслей. – Это все чертов русский старик Хоттабыч со своим чертовым русским обычаем, от которого я сегодня с утра чертовски хреново себя чувствую…» – А вот по-русски ли так хреново себя чувствовать после попойки, Роберт совершенно не знал. У этих русских все не как у обычных и добропорядочных немцев… На этом месте мысль оберфюрера окончательно заплутала и затерялась где-то на периферии его сознания, и голова Хармана, испустив душераздирающий стон, вновь рухнула на подушку. Но насладиться блаженной тишиной я ему, конечно, не дал – ибо нефиг!

– Ну и любитель же ты причитать, Робка! – рявкнул я ему прямо в ухо, отчего наш немецкий камрад вздрогнул и вновь вцепился в башку руками. – Такое ощущение, что столетний старикан это ты, а не я!

– Oh, mein Gott! – тягуче простонал Роберт, стараясь по возможности больше не дергать головой. Он скосил один глаз, пытаясь таким способом выхватить меня, до этого тихонечко сидевшего рядом с его кроватью на табуреточке. – Любитель причитать? – просипел он, так и не отрывая головы от подушки. – Я ведь еще ни слова не сказал, Хоттабыч!

– Хочешь обидеть старика, мальчишка! – презрительно скривившись, буркнул я, наклоняясь к самому лицу оберфюрера. – Я ить, на минуточку – Силовик-Мозголом! – напомнил я бывшему альпийскому стрелку, а ныне Магу редкой Специализации. – А твои жалкие и убогие мыслишки вот такими буквами у тебя же на роже и написаны, – подначил я немчика. – Считываются на раз, даже без напряга! Дрянь у тебя Защита черепушки! А ты же, еще и Маг-Менталист, пусть недоделанный и небольшого ранга, но своей безопасностью должен был озадачиться в первую очередь! – продолжал я отчитывать «национального героя Германии», словно нашкодившего сопляка. – Никто! Запомни: никто чужой не должен вот так запросто копаться у тебя в тупой головешке, словно в собственном гребаном чулане! – Продолжил я воспитание нашего весьма перспективного союзника, на данный момент уже имеющего свободный доступ ко второму лицу Империи – рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру. А в ближайшем будущем, возможно, и к самому проклятому Алоизычу, чтобы его черти драли раскаленной кочергой, намылиться смогет! – Содержимое твоей тупой башки, Робка – твое богатство! Только твое! И никакая посторонняя сволочь, типа чертового русского старика Хоттабыча, – не удержался я и дословно повторил его собственное мысленное изречение, – не должна уловить твои грязные и похотливые мыслишки!