– Хоттабыч, пора за Яковом… – напомнил мне командир, но я и без него уже знал, что делать.

– Не надо никуда бежать! – остановил я князя Головина. – Я сейчас сам… Только бы не уронить…

– Кого уронить? Куда уронить? – неожиданно засуетился командир. – Хоттабыч, ты чего творишь?

– Не шуми, Петрович, а то и вправду уроню! – произнес я, едва сдерживая свою безудержную Силу, которая клокотала во мне, старалась вырваться и разнести здесь, нахрен, все в полнейшие сопли. Но я терпел, работая с Энергией филигранно и тонко, как настоящий мастер-ювелир. И скажу без ложной скромности, мне это вполне удавалось.

Где распылается камера Якова, я знал. Побывали мы там с командиром в сопровождении напыщенного донельзя барона-Некроманта Иоахима фон Эрлингера, подвизавшегося на «полставки» еще и Мозголомом, благо сопутствующий Дар у него присутствовал, да еще и не самый слабый. Жаль, конечно, что не на благие дела он свою Силушку, Богом даденую, расходовал. Вот и поплатился, попав под мою горячую руку. Ибо нефиг над людями так бесстыдно изгаляться! И каждому воздастся по делам его! И каждому воздастся по вере его [1]! И я в этом случае отнюдь не исключение.

[1] «Воздам каждому из вас по делам вашим» – «Откровение Иоанна» 2:23; «Да будет тебе по вере твоей» – «Евангелие от Матфея» 8:13.

Так что с помощью выращенных Энергетических «отростков» я без труда выломал дверь в камеру, где нацистские Ироды содержали Яшку. Затем, подхватив его при помощи своего Дара вместе с прозекторским столом, вырванным одним незначительным усилием из бетонной стяжки, потащил его к разрушенной стене. Самым сложным в этом процессе оказалось постоянное сдерживание рвущейся на свободу Сили. Не напортачить бы! Не поломать Яшку – он ведь не бессмертный Титан, а всего лишь обычный человек. Если по чести, то не совсем обычный – перспективный Силовик и сын Вождя… Но в первую очередь – человек. Нежный и хрупкий, которого мне случайно заломать, как два пальца об асфальт!

Но я справился! Когда металлический стол с телом лейтенанта Джугашвили повис в воздухе на высоте второго этажа, командир просто охренел. Но после моего предупреждающего окрика прекратил суетиться и послушно ждал, пока я не опущу ценный груз на землю. И я все сделал в лучшем виде – комар носа не подточил!

– Принимай, Данила Петрович! – с облегчением выдохнул я, когда летающий стол воткнулся ножками в землю. – Вот за сохранность этого груза я с тебя точно по полной спрошу!

– Это он… тот… о ком я думаю? – Бледный, словно спирохета, никогда не видевшая солнца, Северский сбледнул с лица еще больше, превратившись в подобие бестелесного привидения. Я и не думал, что такое вообще возможно. Но так или иначе, его предположение оказалось верным. О том, что в «Заксенхаузене» содержать такого узника, знали практически все: и охрана, и заключенные. Однако, кроме коменданта Кайндля, профессора фон Эрлингера и его помощников, Якова никто не видел воочию. По концлагерю ходили только слухи, которые никто не собирался ни подтверждать, ни опровергать. Ходят, ну и пусть себе ходят.

– Яков Джугашвили, – командир припечатал подполковника еще крепче, словно гвозди в крышку гроба вгонял, – старший сын товарища Сталина! Понимаешь степень ответственности, Данила Петрович?

Подполковник судорожно сглотнул, нервно дернул щекой , но заставил себя выпрямиться и встать едва ли не по стойке «смирно»:

– П-понимаю, товарищ оснаб! Сам сдохну, а…

– А вот этого не нужно, подполковник! – Не дал ему закончить фразу Головин. – После всего вами пережитого – вы, сука, жить должны! Да просто обязаны! И его, – командир указал на неподвижное тело, лежащее на металлической столешнице, – передать отцу в целости и сохранности!