– Это просто подстава века, – застонала Алёна. – А ведь счастье было так возможно...
– Думаю, – подытожила Даша, – нам следует заказать ещё вина.
– Будем заливать пожар разочарования алкоголем? – подруга отважно попыталась сострить, но у неё это плохо получилось: взгляд был как у щеночка, которого бросил хозяин. – Какие же они оба клёвые! Боже, моё сердце разбито. Я была уверена, что мы им по-настоящему понравились...
– Угу, понравились, – кивнула Даша. – На одну ночь вполне так сойдёт. Не думаю, что у них были на нас далеко идущие планы, иначе они не сбежали бы от нас так легко и так резво, сверкая пятками...
– Да и фиг бы с ним, что всего на одну ночь, Даш! – Алёна уже почти плакала. – Зато представляешь, какая это была бы ночь! Я же теперь всю жизнь буду мучаться от того, что так и не попробовала это с настоящим танцовщиком балета... Слушай, они ведь упоминали, что часто здесь бывают, – произнесла вдруг она с робкой надеждой в голосе.
– И что? Предлагаешь сталкерить их субботними вечерами?
– Ну, мы же и так сюда приезжаем. Вдруг снова встретимся? Случайно...
– Ага, и подвалим такие: “Привет, мальчики! Мы с вами в прошлый раз не договорили на тему высокого балетного искусства...” Сомневаюсь, что они вспомнят даже, как нас зовут.
– Ты права, – сникла Алёна. – Короче, по-любому надо выпить.
9. 7
Таганрог, 2007 год
Все они врали про своих родителей. Это был негласный закон, нерушимая детдомовская традиция, основа основ.
– Моя мама работала воздушной гимнасткой! Она разбилась, выполняя сложный трюк под куполом цирка без страховки.
– А мой отец – личный телохранитель президента. Он не может приехать за мной, потому что находится при исполнении служебных обязанностей двадцать четыре часа в сутки без выходных.
– Мой папа был пожарником. Он погиб, когда спасал семью из горящего дома...
За годы своей работы директор таганрогского детского дома номер девять Татьяна Васильевна Высоцкая выслушала миллион подобных историй. Разумеется, она знала, какая неприглядная правда стоит практически за каждой из них, но никогда не препятствовала детям в подобных выдумках.
Самая буйная фантазия была, конечно же, у Милы Елисеевой. Девчонка сочинила целый остросюжетный триллер и надрывно, с подобающим случаю драматическим выражением лица вновь и вновь рассказывала всем желающим душераздирающую историю о том, как её маму – победительницу конкурса красоты – случайно увидел арабский шейх, влюбился в неё без памяти, похитил и увёз в свой гарем, где назначил любимой женой и заставил исполнять перед ним танец живота.
– Когда-нибудь она сбежит оттуда, – убеждённо и мечтательно говорила Милка, – и вернётся в Россию, чтобы забрать меня домой.
Излагала она так складно и убедительно, что ни у кого из сверстников и мысли не возникало усомниться в правдивости этой сказки. Даже старшие ребята не поднимали её на смех и не кричали: “А-а-а, ты всё врёшь!”, относясь к выдуманной легенде с почтительным уважением – как минимум за красоту слога.
А вот Пашке Калинину не приходилось специально выдумывать ничего героического: его мама погибла под колёсами автомобиля, которым управлял пьяный водитель. За секунду до того, как случилось непоправимое, женщина умудрилась инстинктивно отшвырнуть прочь маленького сына. Она спасла Пашке жизнь, одновременно оставив его сиротой. Малыш отделался переломом руки и страшной психологической травмой, поскольку собственными глазами видел гибель матери, прочувствовал весь её ужас, боль и беспомощность. Эта сцена затем на долгие годы стала его ночным кошмаром...