Содрогнувшись, Серильда посмотрела на короля. Он пристально разглядывал ее, но по его непроницаемому лицу невозможно было догадаться, о чем он думает.

– Надеюсь, ты понимаешь, зачем я послал за тобой.

У нее екнуло сердце.

– Осмелюсь предположить… Потому что вы сочли меня милой и очаровательной.

– Люди считают тебя очаровательной?

Он задал вопрос с искренней заинтересованностью, но Серильду кольнула обида.

– Кое-кто так считает, да. Правда, в основном, это дети.

– У детей отвратительный вкус.

Серильда прикусила губу.

– Возможно, в некоторых вещах. Зато они никогда не лукавят, и я очень ценю эту их черту.

Внезапно король шагнул вперед. Он без предупреждения схватил Серильду за подбородок и заставил поднять голову. Она, не дыша, смотрела в глаза цвета грозового неба, опушенные ресницами толщиной с сосновые иглы. Его сверхъестественная красота на миг ослепила ее, но в оценивающем взгляде Эрлкинга не было ни капли теплоты. Только расчет и легкое удивление.

Он разглядывал ее довольно долго, так что у нее сбилось дыхание, а затылок защипало от холодного пота. Пристальный взгляд Эрлкинга задержался на ее глазах. Внимательно, заинтригованно, едва ли не зачарованно изучал он их. Обычно люди рассматривали Серильду исподтишка, любопытство боролось в них со страхом, король же смотрел открыто. Не то чтобы брезгливо, но… Гм-м. Серильда не могла определить, какие чувства она у него вызывала.

Наконец, Эрлкинг отпустил ее и кивнул в сторону обеденного стола.

– Мой двор пирует здесь после долгой охоты, – сказал он. – Этот зал для меня священен, здесь преломляют хлеб, наслаждаются вином, произносят тосты. И торжество, и поддержание сил, – он махнул рукой в сторону гобеленов. – Потому-то это одно из моих любимых мест, где я с гордостью могу похвалиться нашими великими победами. Каждый из трофеев – сокровище. Напоминание о том, что, хотя недели тянутся томительно долго, долгожданное полнолуние всегда наступает. Скоро нас ждет новый выезд. Мне нравится думать об этом. Это вселяет в нас боевой дух.

Повернувшись к Серильде спиной, король приблизился к стоящему у стены длинному буфету. На одном конце его стояли кубки из олова, на другом – тарелки и блюда, подготовленные к обеду или ужину. На стене висело чучело голенастой птицы с длинным узким клювом. Птица напоминала бы журавля или цаплю, если бы не крылья. Широко раскинутые, словно готовые к полету, они были окрашены в пронзительно-яркие оттенки желтого и оранжевого, а кончик каждого пера словно окунули в синий кобальт. Поначалу Серильда решила, что ей чудится, что это играют отблески свечей, но чем больше вглядывалась, тем яснее видела, что перья светятся.

– О, это герциния, – пояснил король. – Они водятся в самой западной части Ясеневого леса. Одно из множества лесных существ, которые, как говорят, находятся под защитой Пуш-Гролы и ее прислужниц.

При упоминании о моховицах и Лесной Бабушке Серильда замерла.

– Я очень доволен этим приобретением. Она довольно красива, не так ли?

– Она прекрасна, – еле выговорила Серильда непослушным языком.

– Но ты же видишь сама, она здесь совсем не к месту, – темный властелин отступил, с неудовольствием окинул стену взглядом. – Я долго ждал, пока подвернется что-нибудь подходящее, чтобы обрамить ее. И каков же был мой восторг, когда в прошлое полнолуние мои собаки напали на след не одной, а целых двух моховиц. Можешь себе представить? Их забавные мордочки, лисьи уши торчком, короны из зеленых ветвей, – рукой он описал дугу, указав влево и вправо от птицы. – Они бы вечно наблюдали, как мы здесь лакомимся тварями, которых они так стараются защитить, – он обернулся к Серильде. – Мне нравится подобная ирония.