«Больные» рисковали попасться на глаза матери-настоятельницы. Но это оказывалось не единственной опасностью, подстерегавшей прогульщиц. В конце концов, их могли застать абсолютно здоровыми смотрительницы крыла и объяснить причины своего пребывания в неположенном месте оказывалось проблематично.

Вместе с тем необходимость в еде привела бы в трапезную. Там тоже следовало показать болезненное состояние, иначе обман вскрывался сам собой. Не все обладали достаточными талантами, чтобы показать нужное состояние.

Кроме того, молодым вообще обычно не верили, считая невозможным им заболеть в силу юного возраста. Впрочем, естественные женские неприятности, случавшиеся каждый месяц, могли вызвать если не сочувствие, то хотя бы обвинение в нечистоте.

Таким послушницам не следовало показываться в церкви, а вот в трапезную они заходили, правда, сразу отправляясь на тяжёлые работы. Ведь болезненное состояние, которое и не болезнь вовсе, а проявление греховной природы, – это же не причина отлынивать от труда.

Поэтому трудности, с которыми сталкивались молодые послушницы, могли их избавить от ранней службы. Но реального избавления от тягот монастырской жизни они, понятное дело, не получали. Напротив, тяготы возрастали.

С возрастом болезни становились более весомой причиной «выпасть» из круга установленных дел. И чем возраст оказывался солиднее, тем «выпадение» признавалось правдоподобнее. Ведь абсолютно допустимо опытной монахине слегка занемочь утром, а потом чувствовать себя чуть лучше к обеду.

В этом состоянии и в трапезной вопросов не возникало. Пришла сестра имярек подкрепить пошатнувшиеся силы, знать, провела ночные бдения, подорвала здоровье в служении Всевышнему. Возраст солидный, не рассчитала, пала жертвой слабости утренней. Вот теперь эту слабость и преодолевает, причём героически.

Так ведь и на подвиги можно наставить молодых. Как же иначе? Они не болеют, не знают, как ночами бдеть, а только предаются «грязному разврату» да отлынивают. Конечно, им требуется наставление. Лучшим же наставлением оказывалась работа на кухне или отправка на монастырские поля. Вот там дух укреплялся, а вера, несомненно, росла.

Неудивительно, что на заутрене появлялись в основном самые молодые послушницы. Впрочем, бывали и исключения, как упомянуто. Имелись послушницы с «преимуществами». Обычно они узнавали некую маленькую тайну старших сестёр и пользовались знанием на своё усмотрение.

Представить только, некоторые «бдящие» по ночам, на самом деле… Впрочем, то всё наветы, а мелкие проступки молодым и много знающим прощались по доброте душевной и в целях общего поднятия морального духа. Агнета, наверное, могла бы кое что рассказать, но сейчас ведь утро, а зачем ночные тайны раскрывать утром? Сироте важно быть внимательной с выбором что и когда говорить.

Вместе с тем никогда такого не случалось, чтобы Агнета оказывалась в числе «монахинь с преимуществом». Не любили её отчего-то, причём и пожилые, и средние, и молодые. Сложно сказать, почему не пробуждала симпатий Агнета, но держали её в чёрном теле.

Сегодняшняя дорога всеобщей нелюбимицы началась удачно. Но дальше идти следовало с осторожностью, особенно не попадаясь на глаза смотрительнице крыла или другой важной персоне. Вообще лучше бы стать мышкой и прошмыгнуть к настоятельнице через ход под полом или дырочку в стене.

Агнета иногда мечтала обрести способность обращаться в мелких животных. Она слышала, что в далёких землях волшебницы обладают таким даром. Она, правда, не очень понимала, куда денется размер тела, если даже она сможет стать мышью. Мышь же размером с саму Агнету вряд ли бы смогла прокрасться незаметно.