кайране Макидара. - нагло заявила Сцина.

- Боже, прошу не задирай ты его! - простонал Нилан. - Он просто глупый мальчишка.

- Он просто жалок, и не лезь не в свое дело. - отрезала Сцина. - Ты знаешь кто был его ментором? Знаешь?!

- Да…

- Лучше бы они бросили его на дороге на воспитание бродячим псам. Чему он научил его? Презрению. Ха! Этот неумеха не проливший в войнах и капли крови, еще имеет наглость кого-то презирать! Если кого и нужно поколотить палками, то Шедара. Да так поколотить, чтобы он в синар неделю провалялся… - повисла пауза. - Хватит лыбиться! - цокнула языком Сцина.

- Вы с Эльтаном оба совершенно умилительны, когда дело заходит о младших братьях.

- Нашел кого помянуть к ночи…

- Однажды ты смиришься и может даже поймешь его.

- Ты понял? Смирился? - голос Сцины стал жестким.

- Понял. - Нилан тяжело вздохнул. - Но смириться не смог. Никто из нас не может. Такие как наш Джон или твой сладкий братец Шедар — им нужно было наводить мосты, строить все заново, и во что их превратили такие, как мы с тобой… Нам, старым гнилым развалинам, стоило уйти в леса и подохнуть там.

- В лесах нет миндально-фисташкового мороженого.

- Твоя привязанность к миру людей не делает тебе чести. -заметил Нилан.

- В глазах эльфов ничто не делает мне чести.

Они помолчали, Софи хотела было уже вернуться к себе, но тут Сцина заговорила. Голос ее смягчился, пропала едкость и горечь, даже напускная хрипотца. Софи не видела ее и в первую секунду подумала, что в комнате появился кто-то третий.

- Он грубее их мир. Такой… грязный, кровавый. Все пороки на виду, алчность, жадность, эгоизм — все живет рядом с добротой, самопожертвованием, честью… А мы делаем вид, что у нас нет пороков, но так ли это, Нилан? Мы с тобой знаем эту истину. И за это, именно за это нас отвергает наш народ. Мы словно бельмо… - она усмехнулась, и Софи подумала, что, наверное, она откидывает свою челку. - Бельмо, которое хочется забыть и снова притворяться идеальными. А я не хочу. Я не могла смириться с Согласием о землях, потому что ненавидела людей всей душой. И именно к ним меня выбросила моя дорога. А теперь… теперь мне нужно притворяться, что я все еще ненавижу их. Это ведь я, Сцина Макидарская, Непримиримая дочь… Господи и кто только придумывал нам всем эти прозвища?

- Макидарская волчица. - сказал Нилан, и Софи услышала улыбку в его тоне. - Клинок Севера…

- Да уж, звучно. Народ облил меня презрением, потому что я не хотела мира. Что сделают сейчас, когда я скажу, что не хочу войны?

- Боюсь, никому уже неинтересно твое мнение, кайране.

- А что он?

- Тебя все еще волнует позиция Эльтана?

- Я отдала ему службу…

- Ты просто в него влюбилась.

Сцина хмыкнула.

- Всякая дева хоть день своей жизни да была влюблена в Эльтана Сиршалленского. Я хоть имела смелость себе в этом признаться.

- Смелости тебе было не занимать.

- А тебе глупости.

- Я славен этим. У каждого свой талант.

- Какой у твоего брата?

Нилан на мгновение замешкался.

- Постоянство. - сказал он с горьким смешком.

- Да уж… Ты подло поступил, побратим. Ты знаешь об этом? - Нилан молчал. - Ты, конечно, не приносил вашему шахране клятв службы, но думаю он, как и его брат когда-то, вверил тебе свои чаяния. Доверился тебе. И как ты с ним обошелся?

- Когда спасем шахране, тогда и попрошу у него прощения.

Софи бесшумно сглотнула.

- А если ты не спасешь его, а лишь погубишь ту, что он велел защищать? Как ты намерен жить с этим, Нилан?

- Невыносимая жизнь - это проблема которую до смешного легко решить, дорогая.

Сцина хмыкнула.