Но я уже дошла до лестницы и решительно поднялась по ней. 
На палубе меня встретил матрос, которого, видимо, предупредили о моем появлении, потому что он ни слова не сказал и лишь указал направление, в котором мне надо было идти. 

- Вот ты нахалка! – закричала снизу Жаннет, - ну, вернись только!

Но я шла вперед, к владельце шляпки, пожилой мадам, одетой изысканно и дорого. 

- Ох, милочка, спасибо вам! – она с облегчением взяла у меня из рук шляпку, - это сама Наташа Рубин, понимаете? Было бы безумно жаль потерять… Ой! А я вас знаю!

 

3. Новые знакомства

- Ой! А я вас знаю! – радостно заявила пассажирка, и я, вздрогнув, чуть было не побежала прочь с палубы. 

Измученная постоянными тревогами последних дней, я не могла правильно реагировать на такие возгласы. Почему-то показалось, что женщина сейчас вызовет полицейских… 

В этот момент я не думала о причинах, о том, что упрекать меня не в чем, разве что в сомнительном происхождении нескольких, оставшихся у меня золотых вещиц. Просто испугалась. Сильно испугалась. 

А женщина, заметив , как переменилось мое лицо, тут же перестала улыбаться и торопливо заговорила:

- Ох, милочка, ну что вы? Побледнели, с лица спали… Присядьте, выпейте воды. 

Я села в предложенное парусиновое кресло, приняла от стюарда стакан с водой. Сделала глоток. Медленно. Обдумывая ситуацию. 

Я уже пришла в себя, первый момент слабости растворился. И теперь необходимо было продолжить разговор. Интересный для меня разговор. 

Я уже поняла, что, скорее всего, мадам видела меня либо на сцене, либо в газете, где печатали портреты не только Павловой и Карсавиной (танцовщицы труппы Дягилева, прим. автора), но и второстепенных балерин. Симпатичных, разумеется. Я была симпатичной. Меня даже несколько раз печатали. 

- Я вас понимаю, дорогая, - пассажирка положила руку, затянутую в тонкую перчатку, на мою ладонь, - эта качка постоянная… Я сегодня в первый раз вышла на палубу, подышать воздухом. А до этого все время лежала… Так голова кружится и мутит… Ужасно. Вы тоже плохо переносите качку? 

- Нет, просто… Как-то не по себе стало, сейчас пройдет, спасибо, - улыбнулась я и поддержала разговор, - а как вы меня узнали?

- Ну что вы, душенька, - с охотой начала рассказывать пассажирка, - я такая поклонница балета! Как жаль, что после русских сезонов он немного испортился… Все же, Павлова в «Шахрезаде» невероятна… А Нижинский! О-о-о! 

Она закатила глаза, я отпила еще воды и с готовностью поддержала беседу. 

Через какое-то время стало очевидным, что моя собеседница , мадам Элеонора Дин, как она представилась, не особенно разбиралась в балете, но имела прекрасную память на лица. Она запоминала всех второстепенных танцовщиков и танцовщиц, могла перечислить по именам, кто из них в каком балете танцевал, кого заменили потом и по каким причинам. Правда, причины она озвучивала те, что писали в газетах. И это опять же указывало на то, что мадам Дин – не близка в балетному закулисью. 
Вывод для меня очень приятный и обнадеживающий. 

- И вас я помню именно по «Шахрезаде», - болтала мадам Дин, - как вы танцевали! О-о-о! На мой взгляд, не хуже Павловой! 

Я улыбнулась неприкрытой лести, не имеющей с реальностью ничего общего, но не стала кокетничать и опровергать. В конце концов, так приятно…

- Никогда не думала, что судьба сведет меня с одной из балерин «Русских сезонов»! Но, милая Аннет, почему вы здесь? И почему в третьем классе? Это так странно…

А вот тут наступал самый тонкий момент всей нашей беседы. Обманывать не стоило, да и смысла не было. Но и всю правду говорить… Что это даст? Только вызовет жалость. Нужна ли мне жалость в  моей новой жизни? Нет.