Ни в коем случае не оглядываться.

Ни в коем случае не доставать телефон.

Чувствовал ли я себя правым или виноватым? Да ни черта подобного. Чувствовал только лишь неисправимую глупость всего происходящего.

Даже скулы сводило от омерзения.

Надо же – сбежал, хлопнув дверью! Как мальчишка, которому не дали денег на кино. Или на девчонок. Или на чипсы «Эстрелла» в кино с девчонками.

Что поделать? Я именно такой и есть. С альфа-самцом меня роднят только первые четыре буквы. А-л-ь-ф-онс, вот так. Котик на содержании.

В данный момент без гроша в кармане. В меркантильном московском аду.

Что же было мне делать, мой печальный ангел-хранитель? Пойти и удавиться? Убить себя об стену?

Или… все же позвонить ей?

«Не знаешь, что делать, – не делай ничего», – гласит известное правило летчиков. Кажется, его сформулировал Сент-Экзюпери. Ему самому оно помогло лишь частично. Его неизвестность оказалась слишком глубокой, чтобы из нее вынырнуть.

Так или иначе, шагов через сто (в белых штанах, по сырому Кутузовскому) правило сработало.

У меня зазвонил телефон. Энергично, по-рабочему, особым (рабочим) рингтоном – старый калифорнийский панк от Offspring:


My friend’s got a girlfriend and he hates that bitch…


– Алло, – сказал я. – Да, привет, Василий. Я уж и не ждал.

Бодрый перец в трубке только рассмеялся:

– Все ОК, дружище! Ты не поверишь, но для тебя есть новости. Конвертируемые, в конверте, вот именно… немного тоньше, чем ожидалось… в общем, не по телефону. Бери такси – и к нам, на Никитскую. Я тебя там встречу. Ты это… извини за прошлый раз. Ничего личного. Ты же понимаешь.

«Придется объясняться с таксистом, – подумал я. – Ну да ничего. Подождет у кафе».

Подумав так, я беззаботно улыбнулся.

Все это – херня. Альфа-самцу в белых брюках легко дают в кредит.

Спасибо Сент-Экзюпери. Маленький принц уже вырос и теперь имеет полное право поиметь целую планету.

ж., 19 л.

Гоооосподи, я и не представляла, что быть беременной – это такой ужас!

Во-первых, дорогой молескин, я и пяти минут не могу прожить, чтобы не смотаться в уборную, и называй меня, пожалуйста, теперь – туалетный утенок. Активный. Во-вторых, полчаса назад я блевала, дальше чем видела, удобно устроившись за круглой тумбой афиши. Почувствовала неладное я еще только усаживаясь в автобус. Как-то мне пахло все плохо, и было жарко, и дышать приходилось чуть не насильно. Ну и вот. Уже через пять минут (полет не нормальный) пришлось, расталкивая уважаемых пассажиров, мчать к выходу, что-то выразительно мыча на ходу. Это что же, мой дорогой дружочек, мне теперь можно только пешком, что ли, ходить? Далеко же я уйду!..


– Тебе бабушка какая-то старенькая звонила. Пока ты спал. Сказала, что какие-то лекарства получила.

– Я, кажется, просил никогда не брать мой телефон.

– Ну а что я поделаю, бл-дь?.. Он звонил, как подрезанный. Я и сказала-то только «алло, он спит…». А она про таблетки.

– Спасибо, любовь моя.

– А что за бабушка? Твоя мама, да?

– Безусловно, дорогая, как ты догадлива. Конечно, это моя мама. Особенно если учесть, что будучи в августе в Питере, мы с тобой навещали ее могилу.

– Ой, я забыла. Прости.

– Да о чем ты? Твоя милая непосредственность с каждым днем все милее и непосредственнее…

– Так кто звонил-то? Блин, трудно сказать, да?

– Полагаю, это моя тетка.

– Тетка? Что значит – тетка?

– Ну, я не знаю. Загляни в толковый словарь.


Сейчас только мимо пронеслась Барыня, прошипев сквозь зубы, что опаздывать на десять минут не позволительно никому, а особенно – мне, техническому персоналу.

Техническому персоналу, прикинь, да?!