Только в ближних к церкви дворах теплилась жизнь: у плетня бородатый мужик точил с громким скрежетом косу, низкорослая крепкая баба несла коромысло с ведрами, а из кузни слышалось лязганье молота.

– Ну, вот, слава те Господи, добрались, – сказал Варлаам, перекрестившись на показавшийся впереди деревянный крест. – Вот, смотри, княжич, здесь мы и живем.

– Что же это за село такое? – спросил Максим. – Чье оно?

Выглядело это совсем непохоже на разбойничье логово, которое его воображение рисовало, пока ехали сюда.

– Известно, чье, – ответил Варлаам. – Кто смел, того и село. Зовется оно Воскресенское. Раньше-то оно было боярина Сукина, а теперь уже лет десять, как по всем писцовым книгам значится, как в запустении находящееся. Сукин его, должно быть, и до сих пор числит своим, только никаких прибытков с него не имеет, так как по его мнению здесь с последнего поветрия никто не живет. Ну, а мы так… тихонечко. Мы уж люди такие, что о нас ни в каких книгах не пишут. Государевы люди сюда тоже не заезжают, потому что глушь дикая. Зато кому надо, те сюда знают дорогу. Если где в окрестных уездах случится снова поветрие, непременно найдется кто-то, кто нас известит.

– Эй, Мина! – крикнул Фрязин, когда повозка встала возле самой кузни. – Хватит по железке молотить, принимай гостей!

Едва он крикнул, как стук и впрямь затих, а миг спустя выскочил из дверей здоровенный мужичина, повыше Фрязина на целую голову, хотя и тот был ростом немал. Обхватил он Фрязина в объятья медвежьим, сдавил так, что как только у того кости не захрустели!

– О, Фрязин! – воскликнул он. – А я чай, пропал ты уже, заели тебя мертвяки!

– Меня заесть не так-то просто! – усмехнулся Фрязин. – Подавишься и зубы выплюнешь! Вот, Мина, принимай себе ученика.

– По кузнечному делу, что ли? – спросил богатырь, разглядывая Максима с сомнением во взоре. Кажется, для кузнечного дела он Максима нашел негодящим.

– Нет, по воинскому, – сказал Фрязин. – Ты бердышом машешь получше моего – вот и его тоже выучи.

– Это можно, – кивнул Мина, протягивая Максиму здоровенную лапищу. – А где ты взял-то сего молодца?

– Инок он, – ответил Фрязина. – А до того, говорит, из князей был. Так что ты с ним повежливей. А то обидится его княжеская милость – не сносить тебе тогда головы.

– То-то я гляжу, грозен! – Мина раскатисто хохотнул. – Ну, давай, княжич, распоясывайся. С завтрашнего дня начну тебя учить.

После этого появилась жена Мины Домна Пантелеевна: высокая, крупная, круглолицая, в цветном платке с жемчужной заколкой, перекрестила Фрязина, позвала всех к столу.

Отобедали они, а после Домна Пантелеевна, которая была в селе кем-то вроде ключницы, отвела Максима в одну из пустующих изб на окраине, где ему предстояло теперь жить.

Избушка была в одно окно, покосившаяся и скрипучая. Побольше Максимовой монастырской кельи, но зато грязнее и трухлявее. Он решил, что первым делом ее всю вычистит и хоть чем-нибудь да украсит. Но это уж потом – когда выспится.

6. Глава пятая, в коей рыцарь постигает науку, и она ему пригождается

И в самом деле, с завтрашнего дня началось учение. Мина был учителем совершенно немилосердным: с утра он заставлял Максима бегать вокруг села, и если тот останавливался передохнуть раньше положенного, подбегал к нему сам и отвешивал пинка пониже спины.

Объяснял он эту науку так, что мертвяки двигаются быстро, но не сверх быстроты человеческой, и тот, кто хорошо и долго выучится бегать, всегда сможет от них оторваться и жизнь себе спасти. Когда же бегать Максим приучился быстрее самого Мины, то тот стал водить его на специально обустроенную им за околицей площадку, где наставлены были на разной высоте необтесанные бревна, брусья, дощатые стенки. Все это Максим должен был быстро преодолевать.