Дни в летнем лагере летели быстро, наступил август, а в первых числах сентября полк вернулся в Карачев. Там Кольку ждало письмо из дома, писал Алексей. В нем сообщал, что у них все в порядке, поступил крепильщиком на шахту. Родители не болеют, братья и сестренка передают привет.

– Ну и отлично, – свернув, сунул в карман.

В очередное воскресенье вместе с Алешиныи и Воскобойником, впервые отправился в увольнение.

– Рад? – поинтересовался земляк.

– Еще бы, – расплылся в улыбке.

После осмотра внешнего вида дежурным по части, в числе других увольняемых вышли за ворота КПП *. День выдался погожим, в воздухе летали нити паутины.

Для начала, по просьбе Кольки, зашли в ближайшую «фотографию», где он снялся в полный рост. Вручив квитанцию, мастер обещал выполнить заказ к вечеру.

– А теперь выпьем сельтерской, – сказал Алешин, когда вышли на улицу. Направились к голубой тележке с тентом.

– Всем с двойным сиропом, – вручил продавщице червонец. Та, отсчитав сдачу, поочередно наполнила стаканы. Пузырящийся напиток приятно шибал в нос, с удовольствием высосав, не спеша пошли дальше.

Город был небольшой, стоял на берегу реки. В центре различные учреждения и магазины, неподалеку старинный собор и пожарная каланча, улицы мощены булыжником, на окраинах бревенчатые дома, окруженные садами.

Погуляв с час, решили зайти на местный базар, рядом с маслобойным заводом. Он был многолюдный и шумный, заполненный горожанами и жителями близлежащих сел. В лавках торговали мануфактурой*, на лотках всякой всячиной, селяне продавали с возов рожь с пшеницей, овощи и всяческую живность.

Внезапно впереди раздались крики «держи вора!» навстречу из толпы вынесся малый, по виду цыган.

– Дорогу! – истошно вопил, размахивая зажатым в кулаке ножом, люди в испуге шарахались по сторонам. Когда бешено вращая глазами, пробегал мимо, Алешин сделал ему подсечку, кувыркаясь, полетел на землю.

Ах ты ж сука! – попытался вскочить, не успел. Набежавший Колька саданул кулаком по курчавому затылку, обмяк. Вместе с Воскобойником, заломав руки, подняли. Всех тут же окружила толпа, раздалась трель свистка, через нее пробились два милиционера. За ними потный здоровенный дядька в свитке и тяжелых сапогах.

– Попался ворюга! – размахнулся для удара. Старший милиционер не дал.

Чуть позже цыган с задержавшими его и потерпевший сидели в участке, тут же на базаре. Милиционеры вернули дядьке украденный бумажник, тот пересчитал деньги, оформили на вора протокол и всех, кроме него, отпустили.

– Спасибо, хлопцы, – пожал всем троим руки селянин, когда вышли наружу. – Айда со мной. Угощу.

– Это можно, – переглянулись сержанты.

На краю ряда возов, с которых торговали живностью, попросил обождать и вскоре вернулся с небольшой корзинкой, накрытой чистой холстиной, – тут вам выпить и закусить.

– Благодарствуем, – ответил Алешин и кивнул Кольке, – прими.

– Да, подфартило нам, – рассмеялся Воскобойник, когда отошли. – Ну что, двинем на природу?

Алешин молча кивнул, направились к воротам.

Выйдя за них, свернули в переулок, опускавшийся в низину, за последними избами блеснула неширокая река. Подошли к низкому берегу, густо поросшему ивами, расположились на небольшой солнечной полянке.

– Давай, Никола, открывай, – кивнул Алешин на корзинку.

Тот, расстелив на траве холстину, поочередно выложил на нее кусок сала, ржаную паляницу*, три луковицы и в завершение поставил зеленого стекла бутылку, заткнутую бумажной пробкой.

– Ну – ка, – вынув пробку, понюхал содержимое Воскобойник.

Алешин в свою очередь достал из кармана складень, раскрыв, нарезал крупными ломтями сало, хлеб и очистил лук. Взяв бутылку в руку, сказал «будем» и забулькал кадыком. Утерев ладонью губы, пустил по кругу. Распив, стали закусывать.