Однажды (так любил рассказывать мне вновь и вновь зимними вечерами дедушка Александр) раскололся лед под телегой Иехуды Лейба, и он успел спрыгнуть, схватить коня за узду и потянуть с такой силой, что вытащил из ледяной воды и лошадь, и телегу.

Трех сыновей и трех дочерей родила Раша-Кейла своему мужу-вознице. В 1884 году Раша-Кейла тяжело заболела, и Клаузнеры решили оставить Олькеники и перебраться в Одессу, город, где жил богатый строптивый брат заболевшей Менахем-Мендл Браз, – уж он-то наверняка их поддержит и поможет сестре вылечиться у самых лучших одесских докторов.

Когда в 1885 году они прибыли в Одессу, дяде Иосефу, старшему сыну Клаузнеров, было одиннадцать лет. Он был исключительно способным, необычайно прилежным, жадным к учению, приверженцем иврита. И он более походил на своих двоюродных братьев, славящихся ученостью и остротой ума, на Клаузнеров из местечка Тракай, чем на своих дедов-прадедов – крестьян и возниц из Олькеник.

Дядя Менахем Браз, эпикуреец-вольтерьянец, тут же решил, что племяннику уготовано великое будущее, и помог ему получить образование.

Младший брат Иосефа Александр, а ему ко времени переезда исполнилось уже четыре, был легко возбудимым и чувствительным, и очень скоро выяснилось, что он, в противоположность старшему, более похож на Клаузнеров-крестьян, на своего отца и деда. К учению он склонности не имел, с детских лет любил подолгу пропадать вне дома, наблюдать за тем, чем люди занимаются, пробовать этот мир на вкус и на запах или, уединившись на зеленом лугу, предаваться мечтаниям.

Вместе с тем был он обаятелен, весел, щедр, добр, и это снискало ему симпатию и любовь тех, кто с ним сталкивался. Все звали его “Зися” или “Зисл”.

Были там еще дядя Бецалель и три сестры, которые так никогда и не добрались до Эрец-Исраэль, – Софья, Анна и Дарья.

Вот что мне удалось разузнать: Софья, учительница литературы, стала со временем директором средней школы в Ленинграде, Анна умерла еще до Второй мировой войны, а Дарья-Двора и ее муж Миша после революции попытались убежать в Палестину, но застряли в Киеве из-за беременности Дарьи.

Несмотря на помощь состоятельного дяди Менахема и других одесских родственников со стороны семейства Браз, Клаузнеры обеднели после прибытия в Одессу. Отец, Иехуда Лейб, крепкий, спокойный, жизнелюб и любитель пошутить, постепенно терял вкус к жизни. Он был вынужден вложить остатки своих сбережений, привезенных из литовской деревни, в приобретение душной бакалейной лавчонки, которая едва могла прокормить всех Клаузнеров. Душа его тосковала по степям, по лесам, по заснеженным полям, по коню, впряженному в телегу, по корчмам, по рекам – по всему, что оставил он в своей литовской деревне. Спустя несколько лет он захворал и угас, умер в полутемной своей лавке, под ее низкими сводами. Было ему всего лишь пятьдесят семь. Вдова его Раша-Кейла пережила мужа на двадцать пять лет. Она умерла в Иерусалиме, в Бухарском квартале, в 1928 году.

* * *

Дядя Иосеф настойчиво овладевает знаниями в Одессе, а затем в Гейдельберге, становясь блестящим ученым и полемистом. А в это время его брат Александр, мой будущий дедушка, уже в пятнадцать лет забросил учение. Он начинает заниматься мелкой коммерцией, покупает что-то здесь и продает кое-что там, по ночам марает бумагу душещипательными стихами на русском языке, с вожделением пялит глаза на витрины, на горы дынь и арбузов, на сочные виноградные гроздья, а также на сладострастных женщин-южанок, мчится домой, сочиняет еще и еще стихи, а потом опять кружит по улицам Одессы – то пешком, то на велосипеде. Он носит галстук, он тщательно, насколько позволяют ему средства, одет – по самой последней моде. Вероятно, он походил на лихих франтов с Молдаванки из рассказов Бабеля. Точно взрослый, он курит папиросы, черные усики свои закручивает с помощью воска. Он часто отправляется в порт, поглазеть на корабли, на грузчиков, на дешевых портовых девочек, порой он там застывает и с замиранием сердца наблюдает за солдатами, марширующими под военный оркестр; бывает, проводит час-другой в библиотеке, запоем читая что под руку попадется, вновь и вновь приходя к выводу, что не стоит ему и пытаться вступать в состязание с книжной мудростью старшего брата. А пока суд да дело, он учится, как надо танцевать с девушками из приличных семейств, как элегантно пропустить рюмочку крепкого зелья, и даже не одну, а две-три рюмочки и не потерять при этом голову, как завязывать знакомства в кафе, как приласкать собачку, чтобы вступить в беседу с ее хозяйкой.