Брюс надел очки в проволочной оправе и начал:

– Палата 1213, Константин, бедренно-подколенный анастомоз…

Вечерние обходы длились дольше утренних, потому что в конце дня приходилось обсуждать накопившиеся моменты и решать все оставшиеся проблемы. Ночью Пирс отвечала не только за своих пациентов, но и за отделение интенсивной терапии и скорой помощи. Поэтому было так важно обсудить основные моменты вечером, чтобы к утру все уже было сделано.

В ходе обсуждения все ординаторы делали пометки. Когда они закончили с последним пациентом, Пирс отложила ручку в сторону.

– Так, Брюс, ты свободен. Встречаемся завтра в полшестого утра.

– До скорого, – Брюс попрощался и исчез из кафетерия в мгновение ока.

Лю поднялся с места и сказал:

– Я собираюсь перекусить, пока у нас все тихо. Вы что-нибудь будете?

Пирс подняла бровь в направлении Уинтер. Та покачала головой.

– Нет, спасибо, – сказала Пирс. – Я наведаюсь к тебе часов в одиннадцать. Звони мне, если я тебе понадоблюсь, но помни, что звонок…

– Признак слабости! – с усмешкой закончил за нее Лю. Это было первое, что он услышал от Пирс в его самую первую смену. Это было первое, что каждый старший ординатор говорил ординатору первого года в первый день работы в хирургии. Это был большой парадокс – ответственность вступала в борьбу с независимостью, и в итоге хирург сталкивался с необходимостью выстаивать в одиночку в условиях неопределенности.

После того как Лю ушел, Пирс посмотрела через стол на Уинтер.

– Тебе бы тоже не мешало поесть. Ситуация может обостриться в любую секунду, и тогда просто некогда будет даже перекусить.

– А ты?

– Я подумываю о хотдогах из бездомных собачек.

Уинтер смерила Пирс пристальным взглядом.

– Я еще не достаточно хорошо тебя знаю, чтобы понять, шутишь ты или нет, но не собираюсь стоять в стороне и смотреть, как ты второй раз за день рискуешь жизнью. Пойдем к детям, у них хотя бы есть «Макдональдс».

Детское отделение было частью университетской больницы, и на ее цокольном этаже находился отдельный «Макдональдс», где в любое время суток было много народу. Хотя Пирс не собиралась этого делать, внезапно она предложила другой вариант:

– Как насчет ужина в ресторане отеля «Пенн Тауэр»?

– Это мой первый день на работе. Я не хочу настолько пренебрегать правилами, – тихо сказала Уинтер.

– Так ты же не на дежурстве в отличие от меня.

Уинтер не отрываясь смотрела на Пирс, досадуя, что ничего не могла понять по выражению лица старшего ординатора. Однажды Уинтер видела, как в этих темных глазах полыхнул огонь желания. Ответный всплеск возбуждения, который пробудил в ней жаркий взгляд Пирс, поразил ее до глубины души и привел в полное замешательство. Уинтер списала свою тогдашнюю реакцию на помутнение рассудка и взбесившиеся гормоны, но сейчас непроницаемое хладнокровие Пирс выбивало ее из колеи еще сильнее. Уинтер бесило, что Пирс может полностью закрыться от нее.

– Я не уверена, что хочу помогать тебе нарушать правила, – заявила Уинтер, выдав голосом свое раздражение.

– Мой отец заведует хирургическим отделением. Думаешь, кто-нибудь на меня пожалуется, если я пойду поужинаю через дорогу от больницы?

– Этого просто не может быть. Я не верю, что ты хотя бы на минуту воспользуешься преимуществами, вытекающими из должности твоего отца. – С этими словами Уинтер наклонилась вперед, положила локти на стол и уставилась на Пирс горящими глазами. – На самом деле могу поспорить, что ты нарушаешь правила как раз потому, что твой отец – завотделением, и ты не хочешь, чтобы окружающие подумали, что к тебе относятся как-то по-особому.