Холодный чай не согревал. 

Матвей

– Говорю же вам русским языком. Нету у меня такой в списке! Значит, не проживает здеся.

Вахтерша хмурила свои криво-нарисованные брови и недовольно осматривала нас. На ее лице было крупными буквами написан вопрос “Вы бандюганы или менты?”. Причем любой из двух предложенных вариантов одинаково посылался этой колоритной дамочкой далеко-далеко за синие дали, где не ездят поезда и не ходят верблюды.

Пришлось мне показать свой пропускной.

 –  Преподаватель значит. И что на соплячек потянуло?

Я выровнял дыхание и, оставив вопрос без ответа, попробовал достучаться до женщины еще раз:

–  Мы знаем, что в списках ее быть не должно, но могла же она в гости прийти и остаться? Посмотрите еще раз фото.

Я показал экран телефона. На снимки Аня держала Ваню и счастливо улыбалась.

–  Анна Верещагина. –  еще раз повторил имя беглянки.

–  Да хоть Каренина! Нет ее тута!

Это был тупик. Как назло за все время, которое мы находимся здесь, мимо никто не прошел. Хоть бы какая-нибудь студентка! 

–  Тута, здеся! –  вспылил Митя. –  Вы понимаете, что это не праздное любопытство?! Ее сын грудной ждет. Можно проявить человечность и помочь? 

Вахтерша вздохнула, а затем ударив ладонью по столу, встала:

–  Ладно, пойдем, пройдемся по этажам. Сейчас каникулы, к тому же вечер воскресенья — студенты почти все разъехались. На этаже по две — три комнаты только.

Не ожидал, что эмоциональность брата сработает, но благодаря ей мы целый час ходили по этажам, показывая фото Анны и расспрашивая ребят.

С каждым отрицательным ответом Митя мрачнел еще сильнее, да и я мысленно прикидывал в уме другие варианты, где еще можно поискать Верещагину. Ее друзей я не знал. Да и вообще не особо-то и вникал в их жизнь с Ваней. 

Нет, я никогда не отказывал и помогал по мере сил, но только если меня просили. Девушка и сама лишний раз не звонила, пустыми разговорами не надоедала, задушевных бесед мы не вели. Единственное исключение — та неделя, что я у них жил. Но за это время к Анне никто не заходил, по телефону кто-то звонил, но я не вслушивался, имена не запомнил. 

В сухом остатке: зацепок никаких и гениальных идей тоже. 

Вахтерша постучала в очередную дверь и на пороге оказалась сонная девушка. Она глупо хлопала глазами, пытаясь сообразить, что мы от нее хотим. Очнулась она, когда услышала фамилию.

–  Аня! –  брюнетка, запахнув посильнее халат, подлетела к моему телефону и посмотрела фото. 

–  А Ванька где? Вы же тот препод, что ей помогает, да? –  она взволнованно посмотрела на меня. 

–  Да, –  согласился я вздохнув. Значит, язык за зубами Верещагина не так уж и крепко держала. –  Ваня у меня.

–  У вас, –  повторила девушка, а затем заметалась по комнате. Начала ящик вытряхивать, искать что-то.

–  Где он? Тут же был… черт!

Наконец-то она нашла какой-то клочок бумаги.

–  Вот. Я не знаю наверняка, но она может быть там.

Я прочел адрес и передал бумажку брату.

–  Что это? Поселок? –  Митя смотрел то на меня, то на девушку.

–  Да, может быть она поехала туда, –  закивала блондинка, а затем тише добавила: –  Осмотреться.

Мы переглянулись. Никто из нас уже ничего не понимал. Что вообще черт возьми происходит?

Девушка тяжело вздохнула, а затем посмотрела на брата:

–  А вы Митя, да?

–  Да, –  он кивнул. –  Аня что-то рассказывала обо мне?

–  Все уши прожужжала, –  усмехнулась собеседница, а затем нахмурилась:

–  Она очень переживала из-за вашего приезда. Говорила, что вы совсем не обрадовались ее беременности и за все эти месяцы Ваню так и не приняли. Я ей объясняла, что мужчины устроены иначе, чем мы. У нас ведь материнский инстинкт почти сразу просыпается, а мужчине нужно взять на руки, увидеть схожие черты.