Декабрист А. П. Беляев в своих «Воспоминаниях» рисует нищенскую жизнь статских преподавателей корпуса. Он упоминает о жалованье в 200 рублей ассигнациями в год, платимом этим учителям. Несмотря на это, отозвался о том учителе, у которого он жил до зачисления в штат корпуса, как о человеке «весьма умном, даже ученом и философе». Этот бедняк-учитель до того берег свое платье, что никогда не притрагивался к нему щеткой. Телесные наказания процветали и при Беляеве, поступившем в корпус в 1815 году. Он говорит про своего ротного командира, что у него «первое и единственное наказание были розги». Он отмечает все-таки, что братья князья Шихматовы, бывшие в то время корпусными офицерами, телесных наказаний не применяли. При Беляеве, так же как и при Завалишине, физические наказания создавали спартанские нравы. Тех кадет, которые под розгами не кричали, называли чугунами и стариками. Последнее название было особенно почетным. Сражения между старшими гардемаринами – трехкампанцами – и младшими двухкампанцами – происходили и при Беляеве. Дрались стенка на стенку, храбрейшие вели за собой остальных. Корпусные поэты писали длинные поэмы в честь этих боев на корпусном дворе.

При Беляеве классы занимали много времени: четыре часа до обеда и четыре часа после обеда, причем ежедневно преподавалось четыре предмета. Таким образом, уроки продолжались по два часа. Об учителях он говорит, что они были оригинальные, хотя и хорошо знавшие свое «дело». Об учителе математики, П. И. Исакове, Беляев говорит, что он «преподавал превосходно». Другой хороший учитель был А. Е. Воронин, преподававший историю так увлекательно, что в его класс приходили слушать воспитанники из других классов, где, случалось, не было учителя. По словам Беляева, учителя добросовестно выполняли свои обязательства и беспристрастно относились к воспитанникам. Таким образом, труды Гамалеи не прошли даром, и дело обучения в корпусе во вторую половину царствования Александра I было поставлено на совершенно другом уровне, чем при Екатерине II. Во времена Беляева разные виды спорта были очень развиты в корпусе. Помимо городков играли еще в житки – «один бил по очереди, один подавал мячик, третий стоял в поле и должен был поймать на лету мячик». Зимой катались на коньках, как и прежде.

Служба в корпусной церкви, по отзыву Беляева, совершалась благоговейно и благолепно. Пел хороший хор певчих. Хоровое пение было очень развито, причем пели не только духовное, но и светское. В этот период в корпусе было замечательное возрождение религиозной жизни, благодаря иеромонаху Иову, о котором будет особо упомянуто в связи с масонством на флоте. Иеромонах Иов, «ревностный пастырь… овладел сердцами всех… По галереям корпуса за ним обыкновенно следовали группы кадет». По-видимому, деятельность этого иеромонаха в корпусе вызвала серьезный подъем интереса к религии и оставила глубокий след на нравственном облике питомцев корпуса. Корпус отозвался, таким образом, на общий подъем религиозного чувства в русском обществе во вторую часть царствования Александра I.

Кадеты и дружили, и враждовали между собой крепко. «Дружба наша была идеальная, а вражда безмерная… избегали друг друга года по два и более». Пища была скромная. Торты и жареные гуси давались только на Рождество и Пасху.

В. Даль в своем «Мичмане Поцелуеве» рисует картину, пожалуй, менее привлекательную, чем отражение корпусной жизни в воспоминаниях Завалишина и Беляева. Он говорит, что «Поцелуев понял в первые три дня своего пребывания в корпусе, что здесь всего вернее и безопаснее как можно меньше попадаться на глаза, не пускаться никогда и ни в какие детские игры, а сидеть, прижавшись к стенке тише воды, ниже травы»