Кем бы она ни была, но она была очень хорошенькой.

– Ян Тимофеевич поговорит с тобой, а я пока выйду. Подожду в коридоре.

– Нам не о чем с ним говорить, – упрямо отвернулась она. – Я не помню ничего, можете не тратить время.

– И все-таки я вас оставлю.

Его раздражала ее упертость. Слишком уж фантастической была эта вся история. Потеря памяти... Как удобно. Но утверждать, что она непременно врет он тоже не мог, поэтому и привез сюда Стрельцова.

В ее палате психиатр пробыл ну минут двадцать от силы, а когда вышел, итог его был четок и ясен:

– Я не знаю, кем она вам приходится, что вас связывает и зачем она устроила весь этот цирк, но с уверенностью могу сказать одно – она не теряла память. Все ее утверждения, что она якобы ничего не помнит – ложь, от первого до последнего слова.

7. Часть 7

Вызывав для психиатра машину, Багиров принял решение остаться. Остаться, чтобы выяснить, кто же она такая. Зачем придумала эту байку про потерю памяти.

Он подозревал это и до вердикта врача, а после его слов удостоверился окончательно.

Кто она, черт возьми такая и какую ведет игру?

Зачем ей паспорт Наташи и где она его вообще взяла?

Слишком много вопросов и ни одного ответа. И это нужно было срочно исправлять. Если понадобится, он просидит здесь всю ночь, но в конце концов выяснит правду!

Постучав пару раз исключительно из чувства такта (все-таки она женщина и женщина беременная), Багиров с чистой совестью заглянул в ее палату.

Девушка полулежала на тощей подушке и смотрела на него из-под угрюмо сведенных на переносице бровей. Но в ее взгляде не было страха, и это было хорошим знаком.

– Зачем ты его позвал? Этого эскулапа.

– Мне нужна правда, Наташ, – называть ее именем жены было странно. Как-то противоестественно. Оно совершенно ей не подходило. Но настоящего ее имени он не знал, а контакт нужно было наладить незамедлительно.

Багиров пододвинул к кровати стул и сел. Максимально близко. Чтобы глаза в глаза. Чтобы увидела, что он не врет сам и хочет от нее того же – правды.

– Я знаю, что ты придумала свою амнезию.

– Не придумала.

– Пожалуйста, не перебивай меня, хорошо? – максимально мягко попросил он. И ему на удивление легко далась эта мягкость. Почему-то глядя на нее сразу же пропало все раздражение.

Рассеянный свет ночника освещал темную палату, где-то там за окном гудел ветер – внезапно разыгралась непогода.

– Наташ, моя жена пропала, девять месяцев назад. Это произошло в горах, был сильный снегопад, мы поругались, она ушла… – вздохнул. – Ее никак не могли найти, не смотря на то, что подняли все поисковые группы поселка. Лишь концу третьего дня отыскали ее засыпанную снегом куртку и потерянную варежку возле горной реки… Больше ничего.

"Наташа" молчала, опустив глаза и покусывая нижнюю губу.

– Шансов было ничтожно мало, но я все равно продолжал ее искать. Еще несколько месяцев.

– Ты так сильно любил ее? – вдруг спросила она.

– У нас были сложные отношения, действительно очень сложные. Я хотел найти ее, чтобы не чувствовать свою вину.

– А она была? – впилась в него взглядом. – Твоя вина?

– Хочешь знать, не я ли приложил руку к ее исчезновению? Эта версия у следствия тоже была. К тому же по нашему номеру валялись осколки разбитой ею бутылки, а соседи слышали крики ссоры. Все выглядело так, словно это я ее убил, а потом замел следы.

– Так это сделал ты?

– Нет, это сделал не я. У меня было стопроцентное алиби, – и поймав ее недоверчивый взгляд, грустно улыбнулся: – Я не рассказывал бы тебе этого всего, будь оно иначе, верно? Я был виноват, безусловно, но только косвенно. Из-за того скандала. Я предложил ей развестись, она разрыдалась, вышла из себя. Она была не трезва и вместо того, чтобы удержать, я ее отпустил. Одну. В непогоду. В совершенно невменяемом состоянии. Я должен был предвидеть.