Обед закончился, со столов убрали, и цветочницы вернулись к работе, а Джун и Элис встали на веранде позади дома. Жаркий день пропитался запахами раскаленной земли и кокосового крема от солнца. Вдалеке кричали сороки и хохотали кукабары. Гарри объелся остатками обеда и развалился на полу.

– Пойдем, Элис. – Джун потянулась, широко раскинув руки. – Я все тебе здесь покажу.

Вслед за ней Элис спустилась по крыльцу и зашагала меж цветочных рядов. Цветочные кусты вымахали намного выше, чем казалось из окна второго этажа. Они напомнили ей заросли сахарного тростника, и Элис остановилась в растерянности.

– Там мы выращиваем цветы на срезку. – Джун указала вперед. – В основном эндемики, то есть австралийские цветы. В Торнфилде всегда занимались торговлей австралийскими цветами, за счет этого ферма и жила. – Она говорила отрывисто и чопорно, словно во рту у нее был ломтик лимона.

Джун дошла до края поля и указала на круглые и прямоугольные теплицы и мастерскую напротив, где цветочницы работали днем, укрываясь от жары.

– Дальше, за границей фермы – дикий буш, а за ним река. Река… – Голос Джун дрогнул.

Элис подняла голову и посмотрела на нее.

– Река – это отдельная история. Как-нибудь потом расскажу. – Она повернулась к Элис, которая встрепенулась, узнав, что рядом есть вода. – Все эти земли – Торнфилд. Они принадлежали моей семье несколько поколений. – Она замолчала. – Нашей семье, – поправилась она.

Однажды жарким днем Элис сидела дома на кухне у ног матери и читала книгу сказок, пока Агнес готовила ужин. Из сказок Элис узнала, что семьи бывают разные. Короли и королевы теряли детей, как носки, и находили, лишь когда те уже вырастали, а бывало, что и не находили вовсе. Матери умирали, отцы пропадали, а семеро братьев обращались в семерых лебедей. Семья казалась Элис самой любопытной штукой на свете. Мама просеивала муку, и та белым снежком просыпалась на страницы книги. Элис подняла голову и посмотрела на маму. «Мама, а где наша остальная семья?»

Агнес опустилась на колени и прижала палец к губам дочери. Глаза испуганно метнулись к гостиной, где тихо похрапывал Клем. «Нас всего трое, зайчонок, – сказала мама. – Так было всегда. Поняла?»

Элис торопливо кивнула. Ей было знакомо это выражение на лице матери, и больше она не спрашивала. Но с того самого дня, оставшись в одиночестве на пляже с пеликанами и чайками, Элис воображала, будто одна из птиц – ее давно потерянная сестра, тетка или бабушка. И сейчас она возьмет и превратится.

– Пойдем, я отведу тебя в мастерскую, – сказала Джун. – Посмотришь, как работают цветочницы.

Они зашагали меж цветочных рядов. Названий многих цветов Элис не знала. Но потом увидела прямо перед собой куст алой кенгуровой лапки. А еще чуть дальше впереди – вьюнок. Элис огляделась, выискивая на поле знакомые цветы. И увидела справа лохматые желтые головки лимонного мирта. Тут ей показалось, что она почти учуяла сладковатый запах гниющих морских водорослей и зеленого сахарного тростника с полей. Пальцы зашевелились при воспоминании о глянцевой поверхности ее стола. Она вспомнила запах воска и бумаги, ударявший в ноздри, когда она приподнимала крышку и находила в потайном отделении свои коробочки с восковыми мелками, карандаши и учебники. Элис представила маму, проходившую мимо окна: она проводила рукой по цветочным головкам и говорила с цветами на тайном языке. «Печальное воспоминание. Любовь, обретенная снова. Память о приятном».

В голове перемешались воспоминания и вопросы. Она вспомнила, как просыпалась по утрам с тревогой, не зная, какая мама составит ей сегодня компанию: ее бодрая и оживленная мама, без конца рассказывающая сказки, или призрак, безжизненно лежащий в кровати и неспособный подняться. Вспомнила страх накануне отцовского возвращения домой, вязкий, как повышенная влажность, его поведение, непредсказуемое, как западный ветер. Песью улыбку Тоби. Его большие глаза, пушистый мех, торчащие глухие ушки. Внезапно на нее обрушился вопрос, о котором она прежде не задумывалась.