Диалогическая онтология права, используя социально-философскую концепцию диалогизма, акцентирует внимание на внутреннем диалоге как предпосылке успешности правовой коммуникации, на психических (психологических) и лингвистических механизмах достижения консенсуса в обществе, на дискурсивности юридических практик, на механизмах правовой социализации и идентичности, на предвосхищении собственного поведения, ожиданиях поведения от «обобщенного Другого». Эти и другие проблемы – субъекта ответственного поведения, общественного консенсуса и договора, взаимопонимания и т. д. – были сформулированы и получили теоретическое осмысление (хотя и, конечно, никак не окончательное решение, что невозможно в принципе) именно в диалогической философии П. Рикера, Г.-Г. Гадамера, В.С. Библера, а не коммуникативной.
По большому счету, на мой взгляд, не так уж и важно, как именовать исследования, например, Ю. Хабермаса или Ю. М. Лотмана – коммуникативными или диалогическими. В них можно обнаружить и то, и другое, тем более, что граница между этими направлениями философской и научной мысли весьма относительная. Важно не название, а новаторство результата исследования, полученного в рамках любого направления.
По поводу же непроясненности трансцендентного критерия диалога[319] (это во-вторых) замечу, о чем уже шла речь выше, что без нормального воспроизводства социума, без минимума функциональности, то есть, легитимности и эффективности права, в условиях социальной аномии (это и есть показатель функциональности права) никакая коммуникация или диалог невозможны. Трансцендентная универсальность права – это абстракция самого высокого порядка как априорные условия возможности существования человека, общества, права. Наполнить ее конкретным содержанием можно только в соответствующем историческом и социокультурном контексте. Доказательность этого критерия – условия – диалогичности права методом «от противного» (если общество существует, то в нем не могут не быть нормы, которые обеспечивают это существование) ничуть не хуже положения А.В. Полякова по поводу наличия легитимации, которую «можно проверить эмпирически: реальное, публичное и свободное использование субъектами своих прав и следование своим правовым обязанностям свидетельствует о минимально необходимой степени легитимации правовых текстов».
Таким образом, с моей точки зрения, диалогическая и коммуникативная программы онтологии права взаимопересекаются и у них гораздо больше общего, чем принципиальных противоречий.
Правопонимание в контексте постклассической онтологии
М.В. Ульмер-Байтеева
О различиях классической и неклассической онтологии. Онтология (в переводе с греч. «онто, онтос» – сущее) занимается всеобъемлющими вопросами – «что» и «как» существует в реальности[320]. Начиная с античности, онтология рассматривалась в качестве теоретической науки о сущем. Для Аристотеля сущее есть все, что существует в соответствии с определенными принципами и причинами[321]. Начиная с Канта, вопрос о сущем был радикально переформулирован – об условиях познания бытия. С этого момента, онтология была вытеснена эпистемологией. Классическая теория познания представляет собой дескриптивный дискурс, т. е. описание мира, которое рассматривается как сам мир[322]. Такой «эпистемолого-дескриптивный» подход часто называют репрезентацией (или «дублированным» представлением) реальности. Метод такого представления выступает, как замечал Э.Гуссерль, «олицетворением мечты Лейбница о системном единстве априорных наук, порождая особую форму догматизма, преодолевающего необходимость своего обоснования»