В дверях он столкнулся с Фианой и вынужден был приостановиться, вежливо пропуская ее. На девушке было наспех надетое домашнее платье с пуговицами впереди, застегнутыми через одну. За ней бежала камеристка, держа в руках ленту и щетку для волос. Пришлось и ее пропустить.

– Нимейн! – послышался взволнованный голос Фианы, а потом раздались звуки легких пощечин. Иногда эта белокурая фея могла действовать решительно, хотя обычно была мягкой и покладистой.

Но удары по щекам не подействовали, судя по тому, что отец оставался неподвижен. Приблизившись, Ник не заметил улучшений. Граф сидел в своем кресле во главе стола, сильно запрокинувшись назад. Он почти сполз с сиденья, руки безвольно свешивались с подлокотников, глаза были закрыты. На столе перед ним стоял бокал из-под вина и рюмка из-под коньяка, на дне которой все еще оставалось немного темной жидкости. Хрустальные сосуды не смахнули и не разбили только чудом. Потому что вокруг суетились, заламывая руки, плача и причитая, не меньше трех горничных, двух кухонных служанок и двух лакеев. Последние, хоть и не рыдали, в отличие от женского состава, но тоже вносили свою лепту в общую сумятицу. Они держали зеркало и графин с водой, открытую склянку с нюхательной солью, от запаха которой резало глаза и першило в горле, обычный стакан с мутной жидкостью, весьма напоминающей рассол, и при этом наперебой предлагали камердинеру графа то одно средство, то другое. Камердинер же, похоже, был главным во всем этом бедламе до прибытия Фианы и Никоэля.

– Тихо! – первым делом рявкнул парень, после чего без слов мягко отстранил Фиану, занял ее место возле кресла и попытался нащупать пульс на шее отца. Кончики пальцев зафиксировали равномерное биение, так что он облегченно вздохнул и приступил к более детальному осмотру. Врачом он не был, но в связи с занятиями алхимией кое-какое специализированное образование получил.

Никоэль оттянул веко, изучил зрачок, после чего с задумчивым видом разжал графу рот и обследовал язык. Затем обернулся к столу, взял рюмку, поболтал остатки жидкости в ней, понюхал, посмотрел на свет… Но и этим не удовлетворился. Он обмакнул кончик пальца в остатки коньяка, легонько провел им по собственным губам и облизал их, пробуя на вкус.

– Плохо дело, – хмуря брови, вынес он вердикт.

– Яд?! – охнула Фиана, оседая без сил в ближайшее кресло.

– В какой-то степени хуже, – вздохнул Ник, ощущая свою вину. – После большинства ядов я бы быстро поставил отца на ноги, да его магия и сама не позволила бы вредному веществу распространиться по организму. Зато снотворное оказалось воспринято как должное, тем более что отец накануне устал и переволновался из-за письма.

– Значит, ничего страшного? – оживилась Фиана. – Нимейн выспится, отдохнет и проснется к вечеру бодрым и без последствий?

– Угу, проснется, – угрюмо ответил Ник. – Недели через четыре.

– Через сколько? – подумала, что ослышалась, девушка. – Так не бывает! Это невозможно!

– Возможно. Смотря что выпить.

– Граф не мог сам… – нерешительно подал реплику Вернан.

– Да и я сомневаюсь, что он сам захотел выпить несколько миллилитров моего снотворного, про которое знал, что достаточно одной капли. Я тебе его вчера предлагал, – обернулся Ник к Фиане. – Оно безвредно для организма, но валит наповал, надо хорошо отмерить дозу. Повезло еще, что магия вполне способна заменить отцу питание, пока жизнедеятельность приглушена.

– Но… но как же… – в волнении пробормотала пассия графа, растерянно заглядывая в лица окружающим. – Никоэль! Это катастрофа! – воскликнула она от внезапно пришедшей в голову мысли.