Окрыленная Дьяконова отправила документы в Петербург, решив, что она победила свою мать.

Изучая биографию Дьяконовой ярославского периода, приходишь к неожиданному выводу. На пути развития этой необычной русской феминистки ей помогали мужчины, а мешала женщина. Да, закон был не на ее стороне. Но на ее стороне были все, кто законы исполнял. В борьбе Лизы за право на образование ей помогали не только вольнодумцы-студенты, снабжавшие ее передовой литературой, не только либеральные адвокаты, знакомившие с запрещенной “Крейцеровой сонатой”, но и чиновники всех рангов… Против была только родная мать!

Даже бабушка Ираида Константиновна смирилась с тем, что внучка поедет учиться в Петербург, и “весьма благосклонно” расспрашивала ее об этом.

Милая бабушка! Нет сомнения, что мое печальное семейное положение заставляет ее иначе смотреть на все: она ясно видит, что мне в семье оставаться невозможно. Отчуждение матери от нас, дочерей, дошло до крайности: мы редко встречаемся, не говорим с ней ни слова.

Лиза “прекратила всякие сношения с матерью, ограничиваясь ответами «да» и «нет», когда было необходимо”.

Отправив документы в Петербург, она боялась только одного: что это узнает родня и “кто-нибудь посоветует маме воспользоваться правом попечительницы и потребовать мои бумаги обратно”.

Ей начинают сниться кошмары.

Кто-то перерезал мне жилу на ноге – это была моя казнь, – и кровь полилась; я упала на колени, закрыла лицо руками и повторяла только: Господи, помилуй меня! Я чувствовала, как с каждой минутой теряю более и более силы, как вместе с кровью, которая лилась ручьем, – мало-помалу исчезала жизнь. В глазах пошли зеленые круги, я зашаталась… “Это конец” – промелькнула у меня последняя, неясная мысль. Все кругом померкло, и я полетела в темную бездну…

Накануне своего совершеннолетия она хочет сбежать в Нерехту или в Москву, только бы не отмечать день рождения вместе с матерью! Но родня убеждает Лизу остаться. 15 августа утром мать приходит к ней с поздравлениями.

Утром мама, крепко обняв меня, поздравила, заплакала и вдруг начала целовать без конца с какою-то страстною нежностью. Я стояла неподвижно, опустив руки… Я, которую до глубины души трогает всякая неожиданная ласка, чувствовала, что внутри ничто не шевельнулось, что нет ответа на эти ласки.

Она даже не смогла заставить себя обнять маму, лишь “вежливо благодарила ее за подарок и поздравление”.

Накануне Лиза была на Всенощной. Она “молилась так, как редко приходится: без слов, даже мысленно не высказывая ничего, я стояла перед иконой и грустно смотрела на нее. Чем больше я молилась, тем сильнее становилась уверенность, что всё кончится хорошо, что я поступлю, меня непременно примут”.

Бюрократия – самая иррациональная вещь в мире! На бюрократической лазейке построен сюжет первого великого русского романа – “Мертвые души”. Его герой, Павел Иванович Чичиков, мог бы стать богатым помещиком, владельцем сотен душ крепостных, которых уже не существовало на земле. Единственное, что помешало Чичикову, – болтливость Коробочки.

Подавая документы на курсы, Лиза тоже надеялась проскочить в бюрократическую лазейку. Формально, как несовершеннолетняя, она не имела права на поступление без согласия матери, но на курсах готовы были закрыть глаза на это. И все бы сошло Дьяконовой с рук – если бы не ее родная мать.

Но сначала представим себе, что испытывала эта девушка четыре года, проживая в Ярославле после окончания гимназии. Ничего не делая, состоя на иждивении матери, не имея возможности уехать на учебу в Петербург, да и просто куда-то уехать и устроиться на работу, чтобы жить самостоятельно.