Медсестра, поджав губы, промолчит, потом выйдет, но вернётся уже не одна, а с соседкой, подтвердившей, что мать Наташи и давно больна.

Обрушившиеся на девушку беды быстро истощат скудный денежный запас, и ей придётся искать работу. Вернее, воспитатели, конечно же, требовались во всех детских садах, но уж слишком низкооплачиваемой была эта работа. Впрочем, она всё равно согласилась занять вакантное место: дети заставляли забыть личное горе хотя бы днём. А по вечерам садилась в кресло возле окна, в котором раньше сидела мама, и смотрела на улицу или в окна домов напротив.

Пока Наташи не было, на противоположной стороне, вырос роскошный коттедж, светящийся разноцветными огнями: новогодней гирляндой украсили не только дом, но и двор.

Раньше бы она нафантазировала, как счастлива семья, собирающаяся в нём за большим обеденным столом, как домочадцы рассказывают друг другу обо всём, что случилось с ними за день, а потом папа читает на ночь сыну сказку, пока мама что-то делает на кухне. Правда, она обязательно прислушивается к самым дорогим для неё мужчинам и улыбается, зная, что родные голоса рядом.

Теперь же воспоминания о похожей на склеп квартире родителей Роберта блокировали радужное восприятие жизни. За занавешенными окнами могло твориться всё что угодно.

***

Наташа вошла в свою небольшую квартиру и, не закрывая на замок дверь, нашла выключатель. Темнота прихожей угнетала её напоминанием о матери, которая неизменно встречала своей мягкой улыбкой и желанием освободить от тяжёлой сумки с продуктами.

Сняв пальто, девушка почувствовала, что её знобит. Включила чайник и, пока он грелся, достала малиновое варенье: болеть ей никак нельзя: напарница на больничном. Пробежала глазами телевизионную программу – ничего интересного. Она налила чаю в большую керамическую кружку, добавила пару ложек пахнущей летом сладости и села в кресло у окна.

На втором этаже дома напротив за не зашторенными гардинами, кажется, и впрямь была семейная идиллия. Во всяком случае, Наташа видела ту её часть, где мужчина читал ребёнку, сидевшему на его коленях, книжку. Она не могла разглядеть их издалека, но лицо малыша то и дело обращалось к отцу. Зная детскую психологию, девушка предположила, что маленький почемучка задаёт вопросы, и взрослый человек, не испытывая раздражения, что-то долго ему объяснял.

Потом свет на втором этаже погас, и она почувствовала радость оттого, что есть всё же на этом свете счастливые семьи. Только радость длилась недолго. Вскоре ворота во двор дома раздвинулись, в него въехала машина, а потом на первом этаже загорелся свет. И в ярко освещённом окне Наташа отчётливо увидела, как тот самый мужчина размахнулся и ударил вошедшую женщину по щеке.

«Больше я никогда не выйду замуж, – думала девушка, складывая покрывало и готовясь ко сну, – таких мужчин, как мой отец, – единицы, и мне со своим плохим везением такого точно не встретить».

В субботу утром она проснулась с ощущением разбитости в теле. Видимо, малина не помогла. Солнечный свет больно резал глаза, слепя выпавшим снегом. Вставать не хотелось, но к понедельнику надо непременно вылечиться, а принимать таблетки на голодный желудок нельзя.

Шаркая шлёпанцами, Наташа поплелась в кухню. Поставив молоко на плиту, она по привычке взглянула на противоположную сторону и замерла: возле открытых ворот стояла полицейская машина, в которую в сопровождении человека в форме садился мужчина. Ему разрешили закрыть ворота – значит, это был хозяин дома. Она не успела разглядеть его, только мрачный силуэт в тёмной одежде и такие же тёмные, растрёпанные волосы.