Мои родители – добрые, снисходительные, веселые и беззаботные.
Вам кажется, что о таких можно только мечтать?
А теперь прибавьте к этому, что их может обмануть любой проходимец. Что мама не умеет платить за электричество, а папа так и не научился включать стиральную машину. Коридоры в их квартире состоят из напластований векового хлама. Среди этой рухляди я однажды встретила бродячего кота, который кинулся ко мне с криком облегчения, словно заплутавший в лабиринте пещер Том Сойер. До сих пор не знаю, как он туда попал. В тот же день я пристроила его к старушке этажом ниже. Думаете, мои родители поинтересовались судьбой исчезнувшего животного? Полагаю, они даже не знали, что он завелся в их доме.
Папа с мамой – беззаботные дети в обличье взрослых, прилетевшие в наш мир с острова Нетинебудет. И все бы ничего, но зачем-то эти дети родили себе собственного ребенка.
Все мое детство я купалась в свободе, которую мои сверстники и вообразить не могли. Если бы я сказала маме: «Сегодня я переночую на крыше», мама ответила бы: «Не забудь зонтик, ночью обещали дождь». Я могла читать любые книги, брать для своих затей что угодно. Шалаш из маминой шубы? Пожалуйста! Выкурить папину сигару, потому что я играла в индейцев и мне потребовалась трубка мира? Ради бога!
После переговоров с бледнолицыми меня полчаса рвало над унитазом.
Я довольно рано догадалась, как беспомощны мои родители. Они ходили на работу, занимались Серьезными Взрослыми Делами, но за пределами своих маленьких мирков – издательства у матери, института у отца – оба были мало приспособлены к жизни. Папа трижды отдавал зарплату уличным мошенникам. Мама заливала соседей столько раз, что я сбилась со счета. Деньги утекали, как вода сквозь перекрытия, и со мной оставалось только ощущение противной сырости и понимание, что мы опять влипли.
Когда я подросла, меня стали отправлять на переговоры с внешним миром. Участковый, вызванный среди ночи на шумную пьянку в нашей квартире, разгневанные соседи, продавцы, приемщицы в химчистке, таксисты, школьная администрация – со всеми этими людьми должна была договариваться я. Родителям это было не по душе, и они перекидывали неприятную обязанность на мои плечи.
Разве не для этого рожают детей?
Со мной не делали уроков. Ко мне в школу никто не приходил на родительские собрания. Я научилась готовить очень рано и сразу на всю семью, потому что мамина стряпня была попросту несъедобной. Мама завтракает и обедает сигаретным дымом, а вопрос пропитания остальных членов семьи ее никогда не тревожил.
В нашей большой семье почти нет по-настоящему взрослых. Дядя Сева – безработный музыкант. Дядя Паша – поэт без единой опубликованной книги. Папина старшая сестра Анюта – престарелая рокерша, автостопщица и неудачливая художница; когда приходит весна, она, подобно Снусмумрику, снимается с места и уходит бродить по свету. В промежутках между скитаниями она родила двоих детей. Правда, оба – копия матери, так что моим кузенам пришлось легче, чем мне. Сейчас один из них приторговывает шмалью на Гоа, а второй где-то на юге строит хиппи-коммуну, что бы это ни значило.
Так что отчасти Ксения права. Мне двадцать девять, и я вздрагиваю от любого звонка, над которым высвечивается «мама» или «папа», потому что мне опять придется разгребать чужие проблемы.
Я очень их люблю. Они чудесные, милые, добрые люди. Вот только они делают мою жизнь невыносимой.
На этом семейном фоне любой, кто возьмет на себя заботу обо мне, покажется ангелом. Вот я и попалась в объятия приезжего прохиндея.