– Мой брат – спесивый дурак.

Цокая каблуками, Далибора обошла купель ещё раз. Она не поворачивала головы, смотрела в сторону. Замерла, дёрнула носом, но так и не глянула на Велгу.

– Вот и нарвался на кого-то… Держи язык за зубами, Велга. Князья в Старгороде только одни. Это Белозерские.

Их кровь, точно вода из Белого озера, – пресная, мутная. Они не князья, выбранные богами, не князья по праву происхождения. Предатели и убийцы.

– Собирайся, – поторопила тётка и прошла к двери, задержалась у лавки, на которой лежало новое платье, провела рукой по ткани, и Велга подумала, что такое хорошее платье могло когда-то принадлежать самой тётке. – Скоро закат.

– Но…

– Так положено, – перебила её Далибора. – Собирайся.

Помытую, вытертую насухо Велгу одели в платье, на рукавах которого были вышиты ветви и волны, отчего стало ясно, что некогда его и вправду носила Далибора. Но тётка оказалась худосочнее племянницы, и в груди платье тянуло так, что было тяжело дышать. Буйные волосы заплели в такую тугую косу, что стало больно моргать.

Тётка несколько раз обошла вокруг Велги, осмотрела пристально каждую складку на платье, каждый выбившийся из косы волосок подметила, схватила за руки, глянула на поломавшиеся ногти.

– Хм…

Спорить было страшно, даже слова лишнего при ней сказать не хотелось. Пожилая холопка с грубыми руками наблюдала за Велгой со злорадным удовлетворением, мол, так тебе и надо.

Сильно дёрнув, Далибора потянула вырез на груди Велги, но как бы она ни старалась, ткань всё равно до предела натягивалась. Глаза тётки нехорошо сощурились. Она вообще почти постоянно щурилась, будто плохо видела.

– Пошли.

Они поднялись по узкой лестнице ещё выше, почти под самую крышу. Там, где было слышно как курлыкали голуби и шебуршали на чердаке мыши, у распахнутого окна сидел человек. Согнувшийся под весом выпирающего из-за плеча горба, в тёмных просторных одеждах, он скрывал лицо за длинными волосами. Позади него на подоконнике примостился кот.

Яркий закатный свет ослепил Велгу, и она прикрыла рукой лицо, но князь, кажется, понял её иначе.

– Не бойся, дитя, – раздался мягкий голос.

– Я вовсе не боюсь, – нахмурившись, пробормотала Велга.

Она и вправду не боялась, пусть смотреть на князя и было неприятно.

И она точно не была ребёнком. Прошлым вечером она вышла замуж. Да и князь был всего лет на пять старше Велги. Когда он женился, то выглядел совсем мальчишкой. Кумушки в Старгороде потешались над престарелой Далиборой, которую ему сосватали. Далибора Буривой годилась князю в матери. Но девушки из других родов за него идти не желали. Шептались, якобы дочка Завида Малого после смотрин пыталась прыгнуть в реку прямо с Сутулого моста, няньки еле успели её удержать.

И дело было не только в облике юного князя. Люди верили, что он проклят. Иначе как мог в благородной семье Белозерских родиться такой ребёнок? Горбатый, с разными глазами, с длинным некрасивым лицом и бледной, точно лён похоронного савана, кожей. Ещё младенцем его отправили подальше из Твердова на правый берег Модры.

И вот он стал Старгородским князем.

– Подойди ближе, дитя, – голос Белозерского звучал так маняще, что противиться ему не было сил.

Прежде они никогда не разговаривали, Велга встречала князя только во время службы в храме. При ярком свете сотен свечей, среди горделивых бояр, рядом со статной женой, князь, клонившейся к земле под весом горба, с трясущейся рукой, едва способной удержать свечу, казался невыносимо уродливым.

Из-за усталости и голода, или из-за мягкого закатного света, или потому, что князь сидел в кресле, и рост и горб его были теперь не так заметны, но теперь князь не вызывал того же отвращения, что обычно.