– Здорово, Григорий Алексеич!

– Здравствуй, Палыч, – пожимая пухлую ладонь, без восторга ответил Филиппенко. – Откуда едешь?

– Из Таежного домой возвращаюсь. Ты же знаешь моего старшего сына Николая?

– Ну, как не знать.

– Так он же второй год в Таежном живет. Хозяйство завел – страшно подумать! Как у настоящего фермера: корова, годовалый бычок, два кабана, куры-гуси и прочая живность. Вчера Колян в Новосибирск ездил. Жинке своей, Надюхе, каракулевую шубу купил ко дню рождения. Уйму деньжищ ухлопал, а спрашивается: зачем? Куда Надюхе в каракуле выпендриваться? Корову доить или кабанам шамовку подавать?.. Проще говоря, ни хрена молодые жить не умеют. Разбазаривают деньги, будто семечную шелуху. Ну это, как говорится, их проблемы. А лично я вчерашним вечером встретил Коляна с дорогой покупкой на вокзале и от электрички увез его в Таежный. В гостях заночевал. Планировал подмогнуть сыну со снохой накошенное сено в стог сметать, да ночью там такой дождина ливанул, что теперь дня три-четыре на покос и соваться нечего, – мужичок, скосив взгляд на госномер «жигулей», внезапно перешел на шепот: – Алексеич, если не секрет, это ж Олега Люлькина жигуленок, да?

– Его, – подтвердил Филиппенко.

– Опять же, если не секрет, а где сам Олежек?

– Спать ушел домой.

– Вот артист! Опять за рулем набухался?

– За рулем или за столом, какая разница.

– Что верно, то верно! Для ГАИ разницы нет, где водитель окосел. А вчерашним вечером, когда мы с Олегом вместе ждали электричку, он трезвым как стеклышко был. Это, так и знай, брокеры его накачали.

Голубев мгновенно насторожился, а Филиппенко нахмуренно спросил:

– Кто?

Мужичок чуть замялся и тут же заговорил как ни в чем не бывало:

– Брокер – слово иностранного происхождения. Что оно обозначает, с разбегу не каждый русский поймет. Однако в газетах, по телеку да по радио его часто употребляют, когда заходит болтовня о торговых проблемах на биржах.

– Какое отношение имеет это слово к Люлькину? – опять спросил Филиппенко.

– По-моему, самое непосредственное. Когда я приехал к вокзалу встречать Коляна, Люлькин в своем «жигуленке» уже там скучал. Разговорились. Мы ведь с Олегом десять лет проработали в одной бригаде на железной дороге, пока его не уволили за выпивку в рабочее время. Интересный мужик! Голова сообразительная, руки золотые, но горло – никудышное. Если рюмка туда попала, считай, дело гиблое. Иначе, научно выражаясь, просто крышка. Бригада у нас была дружная. Алкоголем не злоупотребляли. «Дай Бог здоровья», – говорили друг другу только после аванса и в день зарплаты. Я, честно сказать, не брокер, много не пью, но советы по избавлению от хронического алкоголизма Олегу давал неоднократно. Безнадежное дело!..

– Евгений Палыч, ты, как всегда, завел длинную оперу, – недовольно сказал Филиппенко.

– Собственно, любая опера в конце концов кончается. Когда показалась прибывающая из Новосибирска электричка, мы с Олегом расселись по своим машинам. Первыми из дверей поезда на перрон вывалились два коротко стриженных парня в черных рубахах. Один – здоровый бугай, другой – так себе, с конопушками. Огляделись исподтишка и – прямиком ко мне. Подошли. У здорового в руке – нераспечатанная бутылка с фотографией Распутина, который перед революцией царский режим испоганил, а у другого – батон белого хлеба под мышкой. Тот, что с Распутиным, спросил: «Отец, у тебя в бардачке стакана не найдется?» – «Чего нет, того нет, – отвечаю. – А вы, сынки, кто такие?» – «Брокеры». – «Ой, мля! – говорю. – Погодите, щас от удивления рот закрою». Конопатенький ощерил щербатые зубы: «Ты, чо, мужик, живых брокеров не видел?» – «Может, и видел, но не предполагал, что они на зэков похожи». Здоровый набычился: «Ты, пахан, на грубость нарываешься». – «Извините, если дурь сморозил». – «Ништяк, первая попытка еще не пытка. Извиняем. Куда колеса навострил?» – «В Таежный сына повезу». – «Подбрось нас попутно до Кузбасской трассы». – «Опасаюсь, как бы вы меня из “запорожца” не выбросили». – «Зря прежде срока в штаны мараешь». – «Лучше досрочно обмараться, чем после гнить неизвестно где». На этом, научно выражаясь, дискуссия закончилась. Подошел мой Колян – косая сажень в плечах, и брокеры молча отвалили к Олегу Люлькину, у которого граненый стакан всегда при себе имелся.