Майор отложил телефон и зашарил по карманам, зажигалка была в одном из карманов брюк…
Звонкий детский крик сверху, как сирена огласил округу.
Мужчина заметался, и побежал к открытой дверце в землянку, чтоб успеть помочь девочку укрыть от угрозы…
Затылок взорвался болью.
Послушник упал как подкошенный.
Чужие руки взяли со стола светящийся телефон, больше фонарик ему не пригодится…
Потеряшка
Небо заслонила серая хмарь и было непонятно утро, вечер или день.
Александр поднялся и упал обратно. Мозг взорвался болью. Получилось приподняться на локтях чуть-чуть…
Мужчина застыл полусидя на траве. Старался не шевелить головой горящей болью. Воспоминания испуганными сурками попрятались по норам, память и не давала о себе знать совсем.
Попытки вспомнить что-либо и вовсе оказались бесполезны.
Он морщил лоб, пытаясь вымучить из сознания хотя бы собственное имя, но любое напряжение вновь вызывало приступ сильной боли заставив бессильно упасть на землю.
– Зойка, смотри-ка мужик! – Две женщины в странных серых замызганных платьях с эмалированными вёдрами, мятыми и в сколах, наполненных серыми мятыми шляпками грибов.
– Да какой это мужик, зэк поди-что, может с лесопилки сбёг? Пойдём отсюда быстрее! – Александр понял, если эти женщины уйдут, никто ему не поможет…
– Помогите, пожалуйста! – Майор до крови прикусил губу. Дикая боль вновь наказала за неосторожное движение. – Я не причиню вреда… – Глаза закатились, мужчина провалился в беспамятство. Организм не выдержал новой вспышки боли.
– Зоинька, смотри! Совсем мужик больной, надо помочь. В лес и не ходит никто, беглых боятся, умрёт тут…– Жалостливая молодая женщина посмотрела на товарку.
– А если беглый? Видишь одежда на нём не местная, что делать будем? А если очнётся, да головы нам по откручивает? – Зойка была обстоятельной женщиной, а как иначе матери четырёх детей? Баба и жизнь повидала и горя хлебала, а Любка, не оббитая ещё, не обожжённая. Молодая и глупая, а потому и жалостливо смотрит на этого недобитка.
Почему недобитка? Да потому что под местом, где лежал до этого мужчина всё было пропитано темной кровью.
– Даже если и помогать, как? Сможешь такого здоровенного мужика доволочь до дому? Да ты его пока подымешь, пуп надорвёшь, а нести то точно не сможешь. – Сыпала вдова на молодуху.
– Волокуши давай сделаем, что мы, нелюди что ли? Живого человека на смерть оставлять? Околеет же! – Любочка смотрела своими огромными голубыми глазами на женщину, понимая, что одна точно не справится. Да и как иначе на севере, все они невольники судьбы, не по своей воле здесь оказались.
Говорить кому-то тоже нельзя.
Неподалёку лесопилка, на которой работали заключённые и переселенцы. Ещё дальше, бывшая церковь в которой организован штаб НКВД.
Мужиков по большей части в деревне и не было. все работали, кто больницу строил, кто лес валил, а кто железнодорожную магистраль прокладывал. А жизнь при лесе она такая. Либо мужик охотник и рыболов, либо семья мрёт с голоду, как мрут почти все на этом обмороженном куске земли.
В большинстве своём люди, что сосланы на эту северную землю, к жизни здесь, совершенно не готовы. Ни одежды, ни жилья, ничего.
И потому вдовы старались тянуть, как могли своих детей. Старались спасти от голода и холода, занимались собирательством в преддверии долгой полярной зимы.
Хоть как-то отсрочить голодную смерть, а тут ещё этот, немощь.
Зойка думала о трёх сыновьях и маленькой дочке, которые были настолько худы, что просвечивали.
Этот мужик пусть бы лучше здесь и умер…
– Люб, давно к тебе комиссары не заходили? – Задав этот последний вопрос, как самый веский аргумент Зоя испытующе смотрела на Любу. Судьба девушки, почти женщины, тоже не была радостной песней.